Приданое для Царевны-лягушки - [59]

Аврора выронила первую чашку.

Платон встал, посмотрел на книгу более внимательно. Это было издание в мягком переплете. Усаживаясь, он заметил пристальный взгляд Илисы. Робко улыбнулся ей, стараясь скрыть переживания за подобное обращение с книгой. Федор же продолжал чтение:

– «Про хвост я ничего не могу сказать, – отвечал конюший. – Сам признался, что ты прохвост! – воскликнул Гаргантюа». – Федор с веселым видом осмотрел присутствующих. Не дождавшись нужной реакции, решил объяснить: – Про хвост и прохвост – получается одинаково, когда говоришь! А еще: «Так ли, не так ли, сунь себе в нос пакли. Кто слишком много такает, тому птичка в рот накакает!» Вы чего, как на похоронах? Вам не смешно? Подумаешь, подрались с Венькой из-за бабы. Это наши проблемы. Ведь все живы, чего дуться? Иди сюда, – он постучал ладонью по ноге.

Илиса сразу подошла и присела на место, по которому постучал Федор.

– Жена, ты меня любишь? – спросил Федор весело.

– Конечно, Феденька, – ответила Илиса, закинув голову вверх и шаря глазами по его лицу.

– Значит, тема закрыта, – постановил Федор.

– Я, Феденька, всех люблю, – тихо промолвила Илиса. – Я как-то поняла, что выжить можно, только если всех полюбить. Иначе – никак.

– Но меня-то – больше всех? – настаивал Федор.

– Нет, – покачала головой Илиса. – Я всех люблю одинаково. Разве что... Вот Платона Матвеевича я люблю больше всех. Потому что он – добрый и глупый.

Платон, уже встававший, чтобы уйти, дернулся и столкнул свою чашку на пол. Вторая.

– Ночью поговорим и выясним, кого больше, – самоуверенно заявил Федор.

– Конечно, Феденька...

Платон не мог заснуть. Таращился в потолок, считал прыгающих баранов, потом включил плеер и надел наушники.

Около трех часов ночи он почувствовал, что кто-то сидит у него в ногах. От страха, что это опять окажется Илиса, он подхватился и выскочил из постели как ошпаренный.

– Тише, Тони, – попросил Вениамин. – Пойдем со мной.

– Не надо, – тоже шепотом попросил Платон. – Не надо никуда ходить!

– Надо, Тони. Надо выяснить это раз и навсегда! Пойдем со мной. Она не могла сказать Федьке, что его любит. И смотреть честными глазами. Она меня любит.

– О господи! – простонал Платон, схватив себя за волосы на висках. – Не надо ничего выяснять! Завтра мы с тобой уедем за город, все образуется.

– Тш-ш-ш... – Веня призвал молчать.

Они услышали, как по коридору кто-то пробежал, смеясь.

Подошли к двери и осторожно выглянули. В ванной комнате в проеме открытой двери стояла голая девочка такой завораживающей красоты, что у Платона помутилось в глазах. Она звала к себе легкими изящными движениями ладони.

– Ты что?.. – Веня дернул за пижаму шагнувшего в коридор Платона.

Голая спина Федора заслонила обзор. За ним закрылась дверь ванной.

– Теперь – идем!

– Куда? – ничего не понял Платон.

– В гостиную! Тише шагай!

Оказавшись в комнате молодоженов, Вениамин стал бегать вокруг разложенного дивана, шарить в смятой постели, заглядывал под стол, залез в шкаф.

– Что мы делаем? – дрожал Платон, стоя в дверях, чтобы видеть коридор и ванную.

– Ищем!

– А что мы ищем?

– Что-нибудь! – уверенно ответил Веня, в раздумье остановившись перед пианино.

– Нет! – прошептал Платон, изо всей силы мотая головой.

– Да, – кивнул Веня, выскальзывая в коридор.

Платон услышал шум в кухне. Пошел на звуки, обмирая от ужаса и потея. Он взял из рук Вениамина обмякшее и совершенно неподвижное тело Авроры и держал его, пока племянник шарил под сиденьем дивана.

– Есть! – в его руке образовался гвоздодер.

Укладывая Аврору назад, Платон отворачивал лицо из-за сильного запаха спиртного.

Когда он вернулся в гостиную, Веня уже подцепил гвоздодером замок на крышке пианино. В состоянии отстраненного созерцания («Это не со мной происходит!») Платон смотрел, как с тихим скрежетом вытаскивается из дерева дужка.

Крышка поднята. Платон подошел поближе на плохо слушающихся ногах, потому что Веня застыл истуканом. Заглянул внутрь. Половины струн не было. Внутренности пианино были почти все разворочены. На днище лежала подстилка из кроличьих сшитых шкурок. Но Веня смотрел не на нее. На белом мехе лежало еще что-то, Платон в полумраке в первый момент принял это за кучку тряпья. Вениамин взял это и поднял. Потом вытащил, чтобы рассмотреть в слабом свете ночника.

– Шкурка, – прошептал он.

Протянув руку, Платон тоже коснулся странной одежки – что-то вроде комбинезона на «молнии» с рукавами и штанинами.

– Да, это какая-то кожа. Отлично выделанная.

– Это шкурка! – зациклился на своем Вениамин. – Значит, она с Федькой сейчас в ванной.

– Конечно, она там с Федькой, мы же видели это своими глазами! – начал было уверять Платон и осекся, вспомнив, кого он видел. – Давай пойдем ко мне в спальню и все обдумаем. Так не может быть. Это посторонняя девушка, она как-то пробралась в квартиру и теперь... В ванной комнате с Федором...

– Сначала я все обыщу! – заявил Веня. – Если она – посторонняя, то где-то должна быть Квака!

– А Квака могла выйти прогуляться! – уговаривал его, сам себе не веря, Платон.

Но Вениамин и не слушал совсем. Как одержимый он облазил антресоли в туалете и в коридоре, обшарил все шкафы в кухне, платяной шкаф в спальне Платона, огромный письменный стол с тумбами в библиотеке и маленький в спальне. Вернулся в гостиную. Пока Платон, обмирая от страха, стоял в коридоре на случай внезапного выхода из ванной Федора с девочкой, Веня перековырял раздвижной диван, кресло-кровать, еще раз залез в шкаф и в пианино.