Приданое для Анжелики - [7]

Разумеется, все пошло совсем не так, как буквально на пальцах показывал королю человек Аббата. Хотя бы потому, что кроме обычных пайщиков есть и те, которые держат крупные пакеты акций. Да, французские буржуа с восторгом приняли на себя королевские долги в обмен на право заседать в ассамблее и принимать законы, по сути, для самих себя.

Но шло время. Многие уже начали понимать, что «компания по имени Франция» — банкрот, а значит, пора искать, кто в этом виновен. Разумеется, таковым являлся тот единственный человек, который подписывал бумаги, бывший хозяин, а ныне «директор компании по имени Франция», его величество Людовик.

Аббат повернулся к помощнику.

— Что происходит в ассамблее?

Помощник торопливо достал из кармана ворох мятых донесений агентов и сказал:

— Людовик был настолько испуган штурмом Тюильри, что даже не понял, что его усадили в ложу стенографистов.

Аббат кивнул. Он сам приказал подобрать для королевской семьи ложу похуже. Людовика следовало как-то унизить. Нет, не для того, чтобы причинить ему боль. Просто многие депутаты ассамблеи были из простонародья. Все они с непривычки трусили, а потому им следовало показать, что король — полное ничтожество. Его место — в ложе для обслуги.

— Что еще? Дантона назначили?

— Да, — кивнул помощник. — Он теперь министр внутренних дел.

Аббат удовлетворенно улыбнулся. Эту схему он придумал давно. Сначала они взяли под контроль два десятка аферистов, сидящих в тюрьмах и далеко не самых простых. Все они когда-то работали в конторах генерального откупа. Только такие пройдохи могли найти, а если нужно, то и состряпать компромат на своих бывших начальников — самых, пожалуй, богатых людей Франции. Уже сегодня, едва став министром, Дантон должен был кое-кого из этой публики освободить, само собой, на условиях «честного сотрудничества со следствием».

Аббат прищурился. Он знал, что так вот запросто генерального откупщика в прокуратуру не вызвать. Это были серьезные люди, и с ними следовало работать основательно. Вот для этого ему и нужен был Амбруаз Беро, причем не на старой торговой шхуне посреди Атлантики, а здесь, в Париже.

— Что там со шхуной «Нимфа»? — поинтересовался он.

— Я отправил агентов во все порты Франции, — заявил помощник. — Но вряд ли они обернутся раньше, чем через неделю-полторы.

Аббат нетерпеливо стукнул кулаком о колено. В такой ситуации, как теперь, даже сутки опоздания могли оказаться роковыми.

Помощники монаха начали оттаскивать Анжелику от отца. Она возмущалась, протестовала и даже бросила несколько резких выражений в адрес местного епископа.

Но отец, уже заключенный в колодки, немедленно ее осадил:

— Осторожней, дочка! Мы не на Мартинике. Держи язык за зубами.

Разумеется, отец был прав. Она и сама довольно быстро признала, что Испания — это не Мартиника. Дома для Анжелики всегда была готова теплая ванна, вкусная пища на выбор и даже личная горничная, пусть и черная. Все то время, что не было занято уроками, она могла купаться в лагуне, бить острогой крабов, рисовать, читать или болтать с подругами. Весь мир был у ее ног.

А здесь!.. Две здоровенные монахини с грубыми лицами под руки протащили ее на улицу и засунули в тяжелую, скрипучую, целиком закрытую карету с единственным окошком, глядящим в поясницу кучера. Спустя полчаса Анжелика оказалась в новом, неприветливом мире. Высоченные каменные стены, молчаливые монашки и огромная, ледяная, невзирая на август, обеденная зала. За простой дощатый стол усадили только двоих: ее да зареванную, обиженно хлюпающую носом девочку-еврейку с дешевым медным распятием, выпущенным поверх красивого модного платья.

На стол перед ними поставили парящий чугунок, и это было первое приятное событие за весь день. Горячая свежая каша после трех недель солонины и совершенно несъедобного корабельного супа показалась Анжелике невероятно вкусной. Сразу после обеда приехал юрист — сухопарый монах с утонченными чертами лица.

— Я не обязан вам помогать, мадемуазель Беро, — на хорошем французском пояснил он. — Однако мне хотелось бы знать, есть ли у вас жалобы.

— Конечно, есть, — мрачно отозвалась Анжелика. — Что это за город такой?! Что за страна?! Что это за порядки?!

Юрист развел руками.

— Я не могу поменять для вас ни города, ни страны, ни порядков. Есть ли у вас жалобы на содержание?

Анжелика окинула взглядом облупившиеся, мрачные, холодные стены и сказала:

— Каша вкусная, а все остальное никуда не годится. Почему они меня не отвезли в гостиницу? Я бы все оплатила.

Юрист понимающе кивнул.

— Для вас, мадемуазель Беро, Испания в новинку. Поверьте, здесь вы в намного большей безопасности, чем в гостинице.

Анжелика удивилась.

— Это еще почему?

Юрист на мгновение задумался, словно оценивал, стоит ли это говорить.

— Здесь, в монастыре, на вас некому донести. Сестрам запрещено получать долю от доноса. Вы понимаете?

Анжелика удивилась еще сильнее.

— А за что на меня доносить? Я всего-то и хочу помыться да отдохнуть с дороги.

Юрист усмехнулся.

— Вы — иностранка, законов не знаете, заступиться за вас некому, а вот имущество, пригодное для конфискации, у вас есть. Поверьте моему опыту, на вас донесли бы уже в первые сутки.