Причуды любви - [17]

Незадолго до кончины он пишет поэтессе Елене Благининой, что счастлив от сознания выполненной миссии. «Я не знаю, что меня ждет, — вероятно, время от времени какие-то друг за другом следующие неожиданности будут в том или другом виде отзываться на мне, но сколько бы их ни было и как бы ни были тяжелы или даже, может быть, ужасны, они никогда не перевесят радости, которой никакая вынужденная моя двойственность не скроет, что по слепой игре судьбы мне посчастливилось высказаться полностью…»

Никогда не предававшая его кузина, с которой он бегал по одесскому берегу и подолгу вел ночные разговоры в детской, утешает поэта: «Твоя книга выше сужденья… То, что дышит из нее — огромно».

В 1957 году издательство Фельтринелли напечатало сначала в Италии, а потом и во всем мире роман «Доктор Живаго» — драматическую историю молодого Юрия, разрывающегося между женой и красавицей Ларой, Ларисой Федоровной, у которой «был ясный ум и легкий характер. Она была очень хороша собой».

На фоне этой отчаянной страсти предстают беды русского народа в безумную, святую и жестокую пору революционных битв и иллюзий.

Прообразом Лары послужила Ольга Ивинская. Когда она встретилась с Пастернаком, ей было немногим более тридцати, а ему почти шестьдесят.

— Он был, — вспоминает Ольга, — строен, необыкновенно моложав, у него была красивая крепкая шея и глухой проникновенный голос.

Сам Пастернак считал себя некрасивым, даже называл «пугалом». Продолговатое лицо, неровные зубы (потом он вставил новые), губы «как у негра». Однако же, добавлял он, «от меня плакали многие женщины».

Он был женат дважды. Первую жену, Евгению, и сына он оставил ради Зинаиды, бывшей замужем за большим его другом, известным пианистом Генрихом Нейгаузом, причем на дружбу Пастернака и Нейгауза это не повлияло. Счастья с Зинаидой он не нашел и не скрывал этого. Она рано постарела, характер у нее был нелегкий, она совсем не понимала его противоречий, метаний, неуверенности в себе. «Она ведь из семьи жандармского полковника», — объяснял Пастернак.

Ольга Ивинская — белокурая, нежная, искренняя, порывистая; в биографии ее было немало темных пятен, и она откровенно в этом признается. Первый муж повесился из-за того, что она ушла от него к его врагу. Второй умер у нее на руках, не сумев пережить того, что донес на собственную мать, позволившую себе пройтись по адресу Сталина; ее отправили в лагерь.

— У меня было много увлечений, но и страдала я много, — замечает Ольга.

Пастернак все о ней знал и ни разу ни в чем не упрекнул. Вместе со своим героем Юрием Живаго он не любил «правых, не падавших, не оступавшихся. Их добродетель мертва и малоценна. Красота жизни не открылась им».

Встреча с Ольгой перевернула всю жизнь Бориса Леонидовича. («Ты мой весенний дар, моя душа».)

Ольга, Лялюша, Олечка, Олюша (влюбленные щедры на ласкательные имена), видно, напомнила ему о первой юношеской любви к некой мадемуазель В., которой он давал уроки.

«Сколько счастья, сколько бед и волнений принес в мою жизнь этот человек!» — пишет в своих воспоминаниях Ольга Ивинская.

Они встречались в Москве в ее скромной квартире. Кухня, гостиная и одновременно спальня с двумя диванами, потертые пледы, старая мебель, загромоздившая всю комнату, несколько фотографий, напоминающих о страшном прошлом, в котором много смертей, два срока в лагере и ставшая единственным утешением память о том, какую роль она сыграла в жизни гения нашего века. С ним она разделила славу и зыбкость бытия, его срывы и горечь разлук. Борис Пастернак навсегда остался для нее тем, кто создал Лару и Юрия, нашел «вечные слова для мужской страсти и женской слабости».

Ольга Ивинская угостила меня сыром (большая редкость!) и армянским коньяком. Ее худощавое лицо еще хранило следы былой красоты и того обаяния, которое возникает из таинственного сплава ума и чувства.

Она — Лара и до сих пор чувствует себя Ларой, хотя признает, что в героине романа есть и черты Зинаиды, жены, соперницы. Лара стала для Ольги Ивинской вторым именем.

Бесспорно, Юрий Живаго — это сам Пастернак. Даже раскаяние, с каким герой кричал возлюбленной, что связь их должна наконец оборваться, поскольку он еще не утратил чувства чести, было свойственно Борису Леонидовичу. Так, он писал милой кузине Ольге: «У меня была одна новая большая привязанность, но так как моя жизнь с Зиной настоящая, мне рано или поздно надо было первою пожертвовать».

Ольга, или — если хотите — Лара, вспоминает:

— Я восхищалась им, еще будучи студенткой. В конце сорок шестого он пришел в редакцию «Нового мира», молодой, элегантный, красивый, он показался мне африканским божеством. Для меня это была встреча долгожданная, предопределенная свыше. На другой день он принес мне книги, проводил меня до дому. Мы стали встречаться, беседовать и вскоре влюбились друг в друга. Но Борис все не решался объясниться мне.

Однажды вечером, когда мы шли к Пушкинской площади, он попросил называть его на «ты». Но я отказалась. Тогда у меня не было телефона, и я дала Борису телефон своей соседки. А любовь наша началась с долгого телефонного разговора. Соседка позвала меня, постучав по трубе парового отопления; я спустилась, и тогда Борис впервые признался мне в любви.