Причина смерти - [4]

Дворец тоже был хорош. Восемнадцать комнат, световые колодцы, купальни, каменные стены первого этажа, тёплые, гладкие деревянные конструкции второго, роскошная тесовая кровля ясно показывали, что это жилище царя и царицы. Ещё недавно дворец сиял на солнце прекрасными фресками, в которых местные мастера и пришельцы с севера не уступали более цивилизованным соседям. Сегодня стена закрыла дворец от солнца, и яркие краски, которыми были выписаны растения, животные суши и моря, горожане, царские приближённые и блистательная чета царей, непривычно тускло и размыто переливались в тени. Горожане тоже лишились фресок. Они больше не могли любоваться дворцом, возвышавшимся над Кноссом, стена скрыла от них великолепие, созданное их трудами и на их средства. Но они не роптали, готовые терпеть лишения ради прекрасной, бесстрашной и могущественной царицы, ради защиты, которую они получали от царей.

Царица вышла из двери, откинув изящную циновку с изображением священной охоты, встала на высоком пороге и, задержав дыхание от удовольствия долгоожиданных ощущений, ступила ногой на ровный, твёрдый пол ограждённого двора. Недавно здесь были кочки, трава и тропинки, а теперь — красивая ровная площадь, покрытая слоем редкой и дорогой белой глины, тщательно перемешанной и убитой тяжёлыми трамбовками; каждую поднимали восемь рабов.

Не строительство невиданного прежде на Крите дворца, не стена, отгородившая дворец от нелюдей, а истребление травы, замена естественного покрова на искусственное покрытие вызвала самые резкие протесты и мрачные страхи царя. Тут не хватило слов о будущем ребёнке, пришлось в полнолуние идти в священную рощу. Охрана и свита остались на опушке. Зова Богини не было, поэтому по страшному лесу она шла в одинокой беззащитности, охраняемая только неистовым свистом двух бешеных от злости гадюк, которых она крепко держала у самых жутких голов с ядовитыми зубами. Там, во мраке высоких и мертвенно черных кипарисов, в сырой прохладе и тишине с журчанием Кераты поблизости, она удостоилась лицезреть Великую Богиню, Мать Богов.

На этот раз Богиня предстала в виде огромной, в полтора раза выше царицы, лысой жирной бабы. Она сидела на земле, слегка продавив её своим чудовищным весом, широко расставив согнутые в коленах ужасающе толстые ноги, руками оперевшись о двух маленьких быкобогов. Богиня была полностью обнажена. Её огромный живот, мясистые обвислые груди с выпуклыми сосками, щёки-подушки колыхались при каждом вдохе. Она была перемазана землёй, травой, иголками, по ней ползали жуки трупоеды, муравьи, в багровых глубоких складках кожи копошились белые черви. Глаза были закрыты от наслаждения: Богиня рожала. Могучая яркокрасная щель между ног, окружённая трепетавшими складками плоти, была напряжена, и из раздавшегося отверстия уже показалась бородатая и рогатая морда фавна, мокрого, со слипшейся шерстью и ещё не раскрытыми глазами.

Он учуял царицу, мгновенно очнулся от сладкого забытья, похотливо зашевелил ноздрями, задрал верхнюю губу, обнажив жёлтые плоские зубы, и заблеял, брызгая слюнями и слизью, которая соплями свисала с морды. Гадюки затихли, не смея шумом и движением нарушать покой Богини. Царица бросила их на траву, слегка согнула колени, сложила ладони перед грудью в позе покорности и почтения и наклонила голову. Ниц она не падала даже перед этой, Великой.

Волны страсти, исходившие от Богини, закачали царицу. Дыхание запнулось о судорогу горла, по загоревшейся коже побежали холодные мурашки, губы увлажнились и набухли кровью. Едва бормоча от возбуждения, она пролепетала просьбу, не надеясь на ответ безгласной туши. Богиня не шевельнулась, но голос её раздался сверху, как бы с неба.

— Делай. Иди. Долг на ней, правда, бычки?!

Царица, чуть не падая, подобрала гадюк, еле доковыляла до края поляны, чем дальше она удалялась, тем легче становилось идти. Она пришла в себя раньше змей, снова крепко взяла их у голов и пошла обратно. В лесу, полном зверей, никто её не тронул, всё живое боялось яда змей, которых она умела метко бросать в нападавших. Молча пришли в Кносс, гадюки вернулись в змеиную яму, ночь прошла в тяжёлых размышлениях и страхах: что за долг, какие неприятности готовит злобная Богиня, чем придётся платить за свои капризы? Даром боги ничего не дают.

Утром началась работа. Сорок рабов, подкреплённых тремя телегами, запряжёнными тремя парами волов, работали под руководством египетского Инженера, организовавшего работу так, что казалось, будто люди и животные танцуют тихий, сложный и красивый танец. Кипарисовые брёвна, каменные глыбы, вёдра воды плавно летали в безгласной тишине под жарким солнцем. Царица любовалась могучими мышцами волов, сложнейшей упряжью и стремительным движением огромных телег. Она стояла разноцветная, хрупкая, красивая и очень сосредоточенная, наслаждаясь усилиями могучих людей, животных и механизмов, выполнявших её волю.

Инженер, смуглый, небольшого роста, в парике и белом переднике, стоял неподалёку и задумчиво смотрел в сторону царицы. Она понимала, что очень нравится ему, ей были приятны его взгляды, Инженер был красив, умен и необычен. Вмешательства в работу не требовалось, два огромных чёрных варвара с кожаными бичами стояли за его спиной больше для страха, чем для дела, рабочими управляли ум и знания, а не сила и жестокость. У Инженера, конечно, было имя, никому не известное, ограждённое строгими запретами, исключавшими расспросы и проявления любопытства. Дело в том, что он в прошлом году окончил высшую строительную школу в Египте. После окончания выпускников ждали строгие экзамены, затем неудачники обретали ограниченную и горькую свободу и могли искать счастья, где угодно. Как правило, они уезжали в другие страны, неся печать тайных знаний, огромной внутренней силы и достоинства.