Причал - [6]

В шестое чувство погруженный,

Изнеможенный, вновь рожденный,

Гляжу, вконец обвороженный,

На мир, обрамленный окном.

Гляжу и вижу: в мире том

Как холод борется с теплом

И отступает, пораженный,

Устало продолжая дуть,

Соображая: «В чем же суть?»

ЗАМЫСЛЫ ВЕСНЫ

Продрогнув на ночном морозе,

Кричат спросонья воронята:

Один устроился в березе,

Забыв, что виден, вероятно.

Другой вписался черной кляксой

В телеантенну, будто в крест,

И адресует хриплый кряк свой

Всем воронятам здешних мест.

Расплывчатое солнце виснет

Над шифером и вохрой крыш.

И лишь нарочно тормоз визгнет,

Чтобы опять вернулась тишь.

Я тоже что-то понимаю

В делах и замыслах весны —

Ее пути от марта к маю

Исповедимы и ясны.

И вот стою с большой лопатой

По грудь в окопе снеговом,

Простоволосый, конопатый,

И утираюсь рукавом.

ЖАЖДА СОЛНЦА

Жизнь моя — дорога. Жизнь — моя дорога.

На востоке — Берег Золотого Рога,

Тундра Самотлора с севера нависла,

Запад — это Тисса; чуть правее — Висла.

Юг отгородился крутизной кавказской…

Страны света — каждая со своей окраской.

Со своим набором рек, лесов и тварей,

Со своим началом в глубине времен…

С детства очарованный картой полушарий,

Я пока освоил крохотный район.

Кто же мне в попутчики дал дожди и вьюгу?

Или бог поэзии осудил меня?

Повернул затылком к пламенному югу,

И несусь я к северу, все и всех кляня.

Капли состраданья нет у злого бога,

Хоть кричу, как маленький: «Я не буду, бог…»

Только вновь на север мчит меня дорога.

А быть может, просто нет других дорог.

И дрожу я синей стрелочкой магнитной,

И всегда на север сносит острие,

И звенит обидой, жалобной молитвой

Жаждой солнца полное желание мое.

СУДАК

Здесь надо вставать на восходе,

А лучше бы за два часа, —

Все влажно в рассветной природе:

Сейчас выпадает роса.

И то, что считалось вчерашним,

Уж завтрашним надо считать, —

Разрушенным стенам и башням

Придется родиться опять.

Сиять белизной штукатурки,

Грозить остриями зубцов,

Как будто бы сызнова турки

Пойдут на заморских купцов…

Но спят генуэзские гости

В песчанике таврской земли —

Давно уж истлевшие кости

В состав этой почвы вошли.

Ползет карагач крючковатый

По плитам турецких могил.

Окутанный тучей, как ватой,

Судак над пучиной застыл…

От бриза жужжит черепица.

Плеснула о камень волна.

Спросонья чирикнула птица,

И снова умолкла она…

«Вcё, все не так, как у людей…»

Вcё, все не так, как у людей,

У сосен, лиственниц и елей, —

Никто из них не лицедей:

Нет гамлетов и нет офелий.

Им хорошо стоять и цвесть,

Слегка ветвями помавая,

Все в мире принимать, как есть,

Своей красы не сознавая.

Они разумны и добры,

Дружны и неподобострастны,

И не скупятся на дары,

И в том, по-разному, прекрасны.

ПРИЗНАНИЕ

Я записываю вещи то смешные, то печальные,

Подбираю к строчкам рифмы то глухие,

                            то кинжальные,

Начинаю строчку слева и веду правей,

                             правей, —

Очищается от гнева глубина моих кровей.

У меня их — две реки: темная венозная,

Непрозрачная, густая, дьявольски-серьезная,

И другая, между прочим, более нормальная,

Ничего особенного — кровь артериальная.

Эти реки состоят из триллиона шариков,

Разноцветных, теплых, ярких маленьких

                              фонариков.

Я включаю их в игру,

Полную романтики.

Подключаю их к перу,

Открываю крантики.

Лень и робость — тут как тут:

Течь свободно не дадут…

АХ ЕСЛИ Б…

Народ лень матушкой зовет, —

У ней полно детей:

«Лентяй харчи без соли жрет»,

«Лежачего не бей»…

Мне говорят — не первый я,

А лень, мол, древний грех.

Все так. Но ежели Илья

Ленивей прочих всех?

Такого лодыря, как я,

Ленивей в мире нет:

Не заработал ни копья,

А требую обед.

И завтрак утром нам подай, —

Здоровье бережем.

Работать ложкой — не лентяй,

И вилкой. И ножом.

Кто спать ложится, не поев, —

Дурные видит сны.

Насчет еды я сущий лев, —

Спросите у жены.

Увы, работа мне вредна,

Полезен отдых мне.

А жизнь — она у нас одна.

Вот если б было две!

Как я трудился б во второй!

Да нет ее — беда!

И вот зазря пропал герой.

Пропал герой труда…

«Замолк…»

Замолк. Молчал. И домолчался:

Всем невтерпеж. Мне невтерпеж.

Рукой махнули домочадцы:

«В нем ни черта не разберешь!..»

Им невдомек, что я лечился

От черной накипи внутри.

Я отболел, отшелушился:

Всех здоровей, — держу пари!

Освободились мышцы тела

От судорог, от столбняка,

Душа опять взялась за дело —

За кочергу истопника.

ЛИКБЕЗ

Сейчас у нас стихи в почете,

Не важно — с рифмой или без.

Стихи читают дяди-тети,

Напоминая мне ликбез:

Ту поразительную пору,

Когда, наперекор судьбе,

В любой подвал, в любую нору

Врывались сразу «А» и «Б».

И деды, шевеля усами,

Букварь читали нараспев

И по линеечкам писали,

Рукою руку подперев.

Тогда учили взрослых дети,

И в этом был великий смысл,

Как математик на рассвете

Открыл бы суть искомых числ…

МЕСТОРОЖДЕНЬЕ

В Алатау, меж другими, есть ущелье…

Суть не в этом — там полно таких теснин, —

И не родниками, не тяньшанской елью

Славится ущелье Чон-Кемин.

Что там, в Чон-Кемине, кроме скал, поросших

Елью? Что еще там, кроме родников? —

Множество поэтов, разных и хороших,

Перепроизводят горы чудаков.

Может, это климат стороны киргизской,

Той, что называется вкратце Чон-Кемин,

Не высокогорной и не слишком низкой —

Но на всей планете Чон-Кемин один!

Зависть — это плохо. Зависть — это стыдно.