Прибежище - [3]

Глава 2

Когда на следующий день прибыла полиция, со мной в палате сидели родители.

Почти все утро они провели здесь: ладонь отца лежала на моей ноге, а мама держала меня за руку. Приятно, конечно, что они приехали, однако больше всего на свете я бы желал, чтобы все это прошло мимо них. В последние несколько недель всем нам здорово досталось, и я знал, что лишние волнения и заботы им сейчас ни к чему. Вряд ли жизнь когда-либо вернется в прежнее русло – говоря по правде, я сильно в этом сомневаюсь, – однако хоть какое-то равновесие все же стало намечаться. Какой-то выход для всех нас. А я взял и разрушил хрупкий фундамент того нового будущего, которое мы только начали создавать.

Друзья семьи говорили мне, что родители поживают вполне неплохо. Что время все лечит. Что вскоре все наладится окончательно. Но я-то смотрю на это иначе. Совершенно очевидно, что родители утратили некий свет внутри. Горечь потери особенно читается в их глазах, хотя в последнее время они редко встречаются со мной взглядом. И впечатление при этом такое, словно смотришь на драгоценные камни, которые затерлись до такой степени, что вовсе перестали блестеть. Зрачки сделались какими-то тусклыми и плоскими. Будто разучились видеть и ничего не пропускают внутрь.

Возможно, эту перемену было бы легче принять, если бы та искра, что проскакивала между родителями раньше, не была столь яркой. Может, это звучит смешно, но мои родители являли собой живое воплощение романтической истории. Мама, живая и трепетная рыжеволосая девица из Скауса, в возрасте девятнадцати лет наплевала на все пожелания собственного папаши и сошлась со странным типом с острова Мэн. Она поселилась с ним на этом продуваемом всеми ветрами утесе посреди Ирландского моря. Надо отметить, что это был не просто странный тип, но еще и отчаянный мотоциклист, безрассудно смелый сорвиголова, два года подряд выигрывавший гонки на приз «ТТ». Этот парень любил выпить. Любил девушек. Он всегда жил на полную катушку и на огромных скоростях. Или, по крайней мере, был таким, пока не влюбился без памяти в одну женщину. Их брак длится почти сорок лет.

Когда родители поженились, мой дед от них отрекся и лишил наследства. Но сейчас он живет с ними в «Снэйфел-Вью», приюте для инвалидов и престарелых, которым владеют и управляют родители, и у него не найдется слов добрее, чем в адрес моего отца, если, конечно, вручить деду словарь и увеличительное стекло. Я тоже там живу, в перестроенном амбаре на задах, с гаражом сбоку, где мы с отцом раскидываем на части и переделываем мои гоночные байки. Удивительно, как прекрасно все у нас сложилось. Эдакое дружное и любящее семейство, прямо в стиле Уолтонов[1]. Может быть, именно поэтому нам в последнее время так досталось. Что-то вроде космической расплаты.

Полиция явилась ко мне в палату около полудня. Их было двое, мужчина и женщина, оба в темных костюмах.

Я взглянул на мужчину. Огромная голова, напоминающая тыкву, отекшее красное лицо и внушительный живот. Длинные седые волосы закрывали уши и заднюю часть толстой шеи. Темно-синий галстук был повязан небрежно, словно полицейский презирал эту необходимую деталь туалета.

Женщина выглядела помоложе. Сорок с чем-то, может, ближе к пятидесяти. Красивые черные волосы, мальчишеская стрижка, вообще без косметики. На груди вылинявшей голубой блузки – чернильное пятно. Тощая и угловатая, она двигалась резко и неуклюже. В одной руке женщина держала банку диетической колы, на другой лежал сложенный черный дождевик.

Отец с ними, конечно же, знаком. Он всех знает на этом острове. Или все знают его. Уж не знаю, как правильнее это выразить. Но достаточно одного взгляда, чтобы понять: последний разговор отца с этой парочкой состоялся явно не на дружеской вечеринке в местном пабе и не на обеде в Ротари-клубе. Отец очень медленно привстал, чтобы пожать протянутую ему полицейским руку, так медленно, как будто это рукопожатие могло обернуться нешуточными проблемами.

– Джимми. – Полицейский произнес это мрачным и безрадостным тоном: именно так в последнее время окружающие предпочитают обращаться к моему отцу. – Очень жаль снова тебя здесь видеть.

Говорил полицейский спокойно, взвешенно, как говорят большинство уроженцев острова Мэн, особенно этого поколения. Подобную манеру легко неверно истолковать. Медленная речь обычно предполагает медлительность мышления, свойственную тугодумам. И, как правило, это ошибочное заключение.

Полицейский мельком глянул на меня. Его красные щеки до того раздулись, что глубоко посаженные глаза превратились в щелочки. Трудно было понять их выражение. Но в них явно плескалось осуждение.

– Привет, Мик. – Отец, как какой-нибудь политикан, пожал руку полицейского, положив сверху другую ладонь. – Здравствуйте, Джеки. – Он перегнулся через мою постель и проделал то же самое с рукой женщины.

– Здравствуйте, мистер Хейл. – Джеки стряхнула ладонь отца, словно та была заразной. – Миссис Хейл. Как поживаете?

Могу поклясться, что почти увидел, как на маминых глазах захлопнулись ставни.

– Превосходно, – ответила она, поджав губы. – Спасибо, что поинтересовались, детектив-сержант Тир. – Тут мама наконец поднялась на ноги, но проделала это крайне неспешно. И даже встав, она имела такой вид, словно из нее медленно выходит воздух. – И вам спасибо, детектив-инспектор Шиммин. Как поживает Джуд?