Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. - [167]
Особо следует сказать о Нарве — одном из крупнейших промышленных центров Российской Прибалтики со смешанным русским и эстонским населением. В Российской империи Нарва никогда не входила в состав Эстляндии. Правда, советское правительство признало Эстляндскую трудовую коммуну на территории, в которую была включена и Нарва. Кроме того, в условиях Гражданской войны в Нарве размещалось правительство первого Эстонского социалистического государства. Этими обстоятельствами можно объяснить оставление Нарвы в составе Советской Эстонии при принятии решения в 1944–45 гг. В то же время нельзя не отметить, что практика национально-территориального размежевания на пространстве бывшей Российской империи, которую осуществляли большевики за счёт исторических российских земель, идя навстречу неоправданным территориальным вожделениям малых народов, была не только беспрецедентной в своём роде, но и недальновидной и пагубной для долгосрочных стратегических интересов России. Причём территориальные подарки близким коммунистическим режимам оставались в силе, когда эти режимы свергались и власть переходила в руки потенциальных противников. В этих случаях русская земля служила разменной монетой и заложником революционной целесообразности. В 1919 г. советскому правительству было важно нейтрализовать Эстонию в качестве тыла и союзника Северо-Западной армии Юденича и руками эстонцев ликвидировать белую армию. Эта цель была достигнута путём признания независимости буржуазной Эстонии и уступки ей Нарвы — главного опорного пункта армии Юденича. В результате этой сделки большевиков с эстонской националистической буржуазией из-под армии была выдернута территория, которую она стремилась сохранить как имперскую и русскую, а белые части отдавались на милость бывшему союзнику, который становился хозяином положения и вершителем их судьбы. Кроме признания независимости и уступки территорий с русским населением, Эстония получила 15 млн. рублей золотом из золотого запаса царской России, а также принадлежавшее российской казне движимое и недвижимое имущество в Эстляндии, Северной Лифляндии и на уступавшихся Эстонии территориях Петроградской и Псковской губерний. Эстония была освобождена от уплаты различных внешних долгов, относящихся к дореволюционному времени. Кроме того, Россия согласилась предоставить Эстонии преимущественное право на лесную концессию, площадью в один миллион десятин, и на концессию по постройке прямого железнодорожного пути, соединяющего Москву с одним из пунктов на российско-эстонской границе. В мирном договоре фиксировались также взаимные военные гарантии, например создание временной пограничной демилитаризованной зоны, обязательство не иметь на своей территории враждебных другой стороне войск, групп, организаций и т.п. Предусматривалось также установление экономических связей между Советской Россией и Эстонией. Одновременно проживавшим в РСФСР эстонцам предоставлялось право выезда в Эстонию. В течение 1920–1923 гг. этим правом воспользовались 37,5 тыс. человек, в то же время 155 тыс. эстонцев пожелали остаться в Советской стране.
Уже в день подписания мира, 2 февраля 1920 г., В.И. Ленин подчеркнул его «громадное всемирно-историческое значение». Это был первый мирный договор Советской России с участником антисоветской интервенции. Факт его подписания воспринимался залогом того, что за ним последуют другие мирные договоры, а иностранная военная интервенция потерпит неизбежный крах.
Нарком иностранных дел РСФСР г. В. Чичерин на заседании ВЦИКа 4 февраля 1920 г. обратил внимание на то, что договор с Эстонией стал генеральной репетицией соглашения с Антантой, первым опытом прорыва блокады и первым экспериментом мирного сосуществования с буржуазными странами>{393}.
Для эстонских коммунистов договор не означал утраты веры в успех своей борьбы за советскую власть и отказа от революции. В Манифесте Коммунистической партии Эстонии к эстонскому трудовому народу по поводу Тартуского мира говорилось: «Тартуский мир загнал эстонский отряд всемирной контрреволюции в его национальные границы. Это частичная победа международного рабочего класса, которая соответствует нынешнему состоянию его сил. Жизненные интересы эстонских трудящихся и их задачи заключаются в том, чтобы добить контрреволюцию в пределах Эстонии… Мирный договор не означает смены классовой войны классовым миром!»>{394}
В.И. Ленин, придерживавшийся аналогичной точки зрения, видел в мирных договорах с государствами национальных окраин России ещё и важное условие расширения там социальной базы сторонников советской власти. Он, в частности, писал: «Именно признанием независимости государств польского, латышского, литовского, эстляндского, финского мы медленно, но неуклонно завоёвываем доверие самых отсталых, всего более обманутых и забитых капиталистами, трудящихся масс соседних маленьких государств. Именно таким путём мы всего вернее отрываем их из-под влияния “их” национальных капиталистов… ведём их к полному доверию, к будущей… Советской республике»
