При вечернем и утреннем свете - [14]

Шрифт
Интервал

А я стала старуха.
На своем цветнике
Поливаю левкои,
Там, где ты мне махнул
Напоследок рукою.
1971

3. Уля

Назову я доченьку Ульяной,
Расчешу ей шелковые прядки,
Повяжу голубенькую ленту,
Погляжу в голубенькие глазки.
Уля, Уля, солнышко над речкой,
Солнышко над речкой хлопотливой.
Год за годом прошмыгнет — и ладно,
Лишь бы только солнышко светило.
Станешь, Уля, умной да разумной,
Станешь ладной да собою видной,
Как наденешь платье голубое,
Так совсюду женихи сбегутся.
Не польстись ты, дочь, на генерала,
Не прельстись заслуженным артистом,
А рыбак посвататься захочет,
Ты скорей давай свое согласье.
Он, рыбак, из моря рыбку тянет,
Он домой, рыбак, приходит редко,
Он, когда и выпьет, не дерется,
Не бранит хозяйку по-пустому.
Уж он скажет: Уля моя, Уля,
Солнышко над речкой быстротечной.
Уж он сядет с Улюшкою рядом,
Уж он милой голову погладит.
1962

4. Испекла бы ты, мать, пирожка

Как засы́пал снежок траву жухлую,
А рябинушка
Не осыпалась
И пылает на снежной салфеточке,
Как румян пирожок на столе.
А с утра сизой тучей укрылися
Вётлы сизые,
Ветки голые,
А на ветках сидят сизы голуби,
Испекла бы ты, мать, пирожка.
Пирожок бы лежал на салфеточке,
Сладки крошечки
На окошечке,
Мы бы, голуби, крыльями хлопали,
А рябинка бы лета ждала.
Под рябинкой не знойно, не ветрено,
Посажу в траву
Дочку малую,
На-ка, Улюшка, ягодку алую —
Знай соси да другой не проси.
1971

Горы

Горы, горы,—
Что нам горы эти?
Что на горы эти
Мы глядим, как дети?
Мы глядим до боли
Синими глазами
На большие горы
С белыми снегами.
Ветры дуют,
Снег лежит, не тает.
Все попередумать
Времени хватает.
Там, в соседстве с небом,
На вершинах голых
Думается снегу
О зеленых долах.
Долы, долы,
Все леса кудрявы.
Не у нас ли дома
Мягче пуха травы?
Реки все парные
С мала до велика,
И летит над ними
Журавель-курлыка.
Горы, горы,—
Что нам горы эти?
Что на горы эти
Мы глядим, как дети?
Мы глядим до боли
Синими глазами
На большие горы
С белыми снегами.
1964

Хорошее дело

Чем попусту слоняться
Меж никнущих лозин,
Не лучше ли заняться
Плетением корзин?
Над лубом да над лыком,
Над ивовым прутом
Сиди с приятным ликом,
Как древний грек Платон.
Занятие такое
И страсть в себе таит,
И более мужское,
Чем кажется на вид.
Не промысла же ради
В работу эту вник
Седой, не при параде,
Полковник-отпускник.
Ученых наших деток
Влечет иная честь,
Но слух такой, что предок
Крестьянствовал,— он есть.
Наш локус — Ламский Волок,
Таков семейный миф,
А путь до книжных полок
И долог был и крив.
Так что ж, в лаптях лукаво
Себя вообразим?
Но, право, не забава
Плетение корзин.
Витые эти кольца —
Сплошной бальзам душе,
Притом хозяйству польза
И разум в барыше.
Большой барыш — сознаться,
Что жил чужим умом.
Большой барыш — дознаться,
Что суть в тебе самом.
Ты сам себе владыка
И знаешь, каково
Единственное лыко
И где сыскать его.
1969

Каргополочка

Полоскала
Каргополочка белье,
Стыли руки на морозе у нее.
В полынье вода — не чай,
Припевала невзначай,
Чуть слетала песня та,
Па́ром таяла у рта.
На Онеге
Белый снег да белый лед,
Над Онегой белый дым из труб идет.
Дым идет белей белья
Изо всякого жилья,
Изо всякой мастерской —
Прямо в небо день-деньской.
Город Каргополь —
Он город невелик,
А забыть его мне сердце не велит:
Может, он и мал слегка,
Да Онега велика,
Да немерены леса,
Да без краю небеса.
Так и вижу -
На Онеге белый лед,
Так и слышу — каргополочка поет.
Пусть мороз лютует зло,
Все равно у нас тепло,
Грел бы душу лад да труд,
Шел бы дым из наших труб.
1963

Спи, Кишинев

Спи, Кишинев.
Нем
Сон.
Спи, тишиной
Не-
сом.
Тишь-тишина
Сену подобна:
Сено молчит, кроткое,
Но-
Добро и сдобно
Пахнет оно.
Выкошен луг, откишевший словами,
Хохотом, топотом и шепотком.
Выключен слух,— значит, дело за вами,
Ноздри. А губы? — а губы потом.
Полог земли
Тих,
Чист.
Только вдали —
Дых,
Свист.
Слабый такой,
Еле заметный,
Будто летит, темень пронзив.
Некой планеты
Вещий позыв.
И,
Пригвожденный таинственным свистом,
Тяжестью мглы и отсутствием дня,—
Что́ я гляжу, человек неказистый,
На половецкую удаль огня?
Вижу ли день?
Жду
Сна?
Или мне темь
Ду-
шна?
Или опять
Путь проторяю
В край, где закат кровью вишнев,
И повторяю:
Спи, Кишинев,
Спи,
Кишинев.
1962

Прощание с Молдавией

Привыкаешь к теплым дням.
Привыкаешь к деревням,
Притулившимся по склонам.
Прирастаешь к желтым кронам
И медлительным корням.
Виноградник на бугре,
Мальчик смотрит боязливо.
— Бу́на зи́уа![3]
— Буна зиуа.—
Прирастаешь к детворе.
Кто, большой, тому виной,
Что к земле иноязыкой,
Будто здесь баюкан зыбкой,
Прикипаешь, как родной?
И глядишь, глаза слепя,
В даль, светящуюся зовом,
Провожая долгим взором
Уходящего — себя…
1962

Гости

1
Сыпь, Василий, хмель за печь,
Чуть просохнет — сразу в дело.
Как мошна ни оскудела,
А уж пивом — обеспечь!
Ставь, Татьяна, в печь квашню,
Надо потчевать родню!
Соберутся раз в полвека —
Раздувай-ка уголек!
Больно нынче он далек —
Человек от человека.
Веселей ухватом двигай,
Пропеки, да не сожги,
Пироги — не вороги,
Только жаль, что не с вязигой.
Белой рыбы, хрящ ей в горло,
Нынче нет — поперемёрла,
Будто тот ихтиозавр.
Бес ее поистерзал.
И с тресочкою не худо!
Ты мозгами пораскинь:
Го-род-ские! Городским —
Им и бублики не чудо.
Городские… Города!
Сам бы грелся возле денег,
Только пряник не сладенек
Без земли-то — вот беда.
Сколько жито? Сто годов.
Выто, чай, на сто ладов.
Сто ли, боле песен пето?