...При исполнении служебных обязанностей - [3]

– Да?

– Ну, не то чтобы очень больно, – ответила Женя тихо, – а просто такое ощущение, будто надела мокрое платье…

– 3 –

Богачев долго раздумывал, пойти в ресторан или пораньше лечь спать, чтобы завтра явиться по начальству первым, ровно в девять ноль-ноль. Но в раскрытые окна доносилась музыка. В ресторане играл джаз. Богачев любил джаз. Поэтому он достал из кармана записную книжку и начал листать ее. Странички с литерами были пусты:

книжку он купил только вчера и только из-за того, что ему понравилась обложка, сделанная под черепаховую кожу. Правда, перед отъездом из училища великий ловелас Пагнасюк дал Павлу несколько телефонов в Москве.

– Девочки экстра-пума-прима класс, – сказал он, – море нежности, бездна целомудрия и все такое прочее. Позвони, два галантных слова, тыр-пыр, восемь дыр – и вечер у тебя будет обеспечен. Что касается ночи, то все зависит от степени твоей оперативности.

Богачев достал листок, на котором Пагнасюк записал имена и телефоны, сел к столу и начал звонить. Он набрал первый номер – номер, по которому должна была ответить Роза.

– Можно Розу? – спросил Богачев, когда подошли к телефону.

– Розка! – закричал кто-то на другом конце провода. – Розу вашу просят!

Потом в трубке надолго замолчали.

– Алло, – прошамкал старушечий голос, – кого тебе?

– Розу.

– Колька, что ль?

– Нет.

– Чего "нет"? Не слышу разве? Нет ее, упорхнула твоя Розка в кино.

И повесили трубку.

Богачев набрал следующий номер и попросил Галю.

– Одну минуточку, – ответили ему, – сейчас Галя подойдет.

Богачев закурил и стал рисовать на бланке гостиницы чертиков и женские ножки.

– Я слушаю, – сказала Галя.

– Я тоже.

– Бросьте шуточки, кто это?

– Богачев.

– Какой Богачев?

– Летчик Богачев.

– Вы не туда попали.

– Почему? Туда попал. Вы Галя?

– Да.

– Мне ваш телефон Пагнасюк дал, Леня Пагнасюк.

– Он рыжий?

– Он не любит, когда о нем так говорят. Он белокурый.

Галя засмеялась и спросила:

– Что вам надо?

– Многое.

Она снова засмеялась.

– Многого у меня нет.

– Может, сходим поужинаем куда-нибудь?

– Я уже собралась спать, что вы…

– Жаль.

– Если хотите, завтра.

– Я не знаю, что будет завтра.

Галя сказала близко в трубку, шепотом:

– Сейчас это неудобно по ряду причин…

– Муж дома?

Она засмеялась:

– Конечно…

"Вот сволочь!" – подумал Богачев и сказал:

– До свиданья.

Он не стал звонить по другим телефонам Пагнасюка.

"Все-таки Ленька подонок, – подумал он, – я всегда думал, что он подонок.

Неужели ему мало незамужних? В замужних можно влюбляться серьезно, а не так, как он".

Богачев повязал свой самый модный галстук и пошел вниз, в ресторан. Он спускался по лестнице, прыгая через три ступеньки, загадав при этом, что если он сможет спуститься вниз в такой темпе, ни разу не нарушив его, то вечер сегодня будет хороший и интересный. На самом последнем пролете он споткнулся и вошел в зал, прихрамывая: он подвернул ногу, и она заболела тупой, ноющей болью.

В зале было только одно свободное место: за тем столиком, где сидел Струмилин с Женей. Богачев спросил:

– У вас не занято?

Струмилин вопросительно посмотрел на Женю. Она ответила:

– Нет, пожалуйста.

"Какая красивая! – подумал Богачев. – И где-то я ее видел".

– Простите, я вас не мог видеть в Балашове? – спросил Богачев Женю.

– Вряд ли, – ответила она, – я там была, когда мне еще не исполнилось семи лет.

– Вас понял, – сказал Богачев, – прошу простить. И он занялся меню.

– Хочешь сигарету? – спросил Струмилин.

– Спасибо, пап, не хочется. Я сегодня на съемках перекурилась.

"Она актриса, – понял Богачев, – я видел ее в картинах. Вот дубина, приставал со своим Балашовом!"

Богачев выбрал себе еду, решил выпить немного сухого вина и кофе по-турецки.

– Сегодня Рыжов говорил мне любопытные вещи, – рассказывала Женя отцу. Она наморщила лоб, вспоминая. – Сейчас, погоди, я скажу тебе точно его словами. Он мне объяснял эпизод, когда я могу сделать очень выгодную партию с нелюбимым человеком и нахожусь на распутье. Он объяснял мне так: лавочник, спящий с женой под пуховым одеялом, считает безумцем и чудаком полководца, спящего под серой суконной шинелью. Лавочник не в состоянии понять, что д о с т и г н у т о е – скучно, как скучна стрижка купонов. Понятие д о с т и г н у т о г о широко: это понятие распространяется от зеленной лавки до обладания полумиром. Полководцу будет скучнее, чем лавочнику, если он будет делать все то, что ему хочется.

Высшая форма наслаждения – знать, что м о ж е ш ь. Высшая форма самоуважения – знать, что можешь заставить мир положить к твоим ногам яства, богатства, женщин – и не заставлять мир делать это. Лавочник заставил бы…

– Любопытно, – сказал Струмилин, – хотя чуточку эклектично.

Богачев покраснел и сказал:

– А по-моему, это чистая ерунда.

– Чистая? – улыбнулся Струмилин.

– Чистая – в смысле абсолютная.

– Почему так? – спросила Женя.

– Потому, что лавочник никогда не станет полководцем. Это раз. И еще потому, что полководец спит под суконной шинелью раз пять в году – для журналистов, писателей и приближенных историков. Это два. А то, будто высшая форма наслаждения – знать, что можешь, – бред. Это три. Каждый гражданин должен знать, что он все может, и незачем это его сознание считать чем-то исключительным.