При дворе Тишайшего - [45]

Глаза ворожеи потускнели, подернувшись точно слезой.

– Сколько бед натворило это золото, – прошептала ворожея, – и все-таки мне еще мало! Этого не хватит, чтобы сделать счастливой мою Танечку! Ах, Таня, Таня, ради тебя терплю я муки, души загубила и свою и людские, а тело мое слабое ежеминутно адова огня трепещет! Матушка, матушка, – вскрикнула она, – завета твоего не исполнила!

Большой черный кот – непременная принадлежность каждой чародейки того времени, – ласково мурлыча, потерся о ее колени.

Ворожея погладила его по мягкой спинке.

– Бедные мы с тобою, Клубок! Когда-то страда наша кончится?

Кот поднял голову и пошевелил ушами.

– Что, Клубок, или идет кто-либо?

И действительно, возле избы послышались голоса и проклятия.

Ворожея быстро убрала сундучок и боязливо стала прислушиваться. Поздние гости говорили на незнакомом ей языке, а один из голосов был детский. Но скоро ворожея услыхала и настоящую русскую брань.

– Чтобы черти тобой подавились, хрычовка некрещеная! Дома, что ль, тебя нет? Князь Леон, подожди маленько! Ежели нет ее, лешихи, всю избу разнесу! – И тот же голос тихо спросил: – Что, царевич, испугался?

– Я? Вовсе нет! – ответил детский голос, видимо бодрясь.

– Не надо было так поздно, ведь ничего не видно, – проговорил сильный мужской голос.

– Я-то знаю ее чертову избу, – кричал русский, и Марфуша узнала в нем молодого стрельца Прова Степановича. – Да ответишь ли ты, сучья печень? – заорал он во все горло.

– Может, ее и в самом деле нет? – спросил Леон.

– Должна пронюхать, дьяволицына дочь, что мы золота ей кучи навезли!

– Только ты ей не говори, кто мы, – посоветовал Леон, когда под напором стрельца дверь заскрипела.

– Кто там, что надо? – сонным и хриплым голосом спросила наконец Марфуша.

– Открывай, рачье пузо!

– Да ты не больно ори, а сказывай, что надо?

– На то ты и ведьма, чтобы знать, зачем к тебе люди ходят! Разве не почуяла запах денег?

Ворожея постаралась хрипло рассмеяться и отворила дверь, после чего стала рассматривать пришельцев. Она имела довольно много дел с боярами и боярынями, часто толкалась и в теремах, чтобы тотчас же, по осанке, узнать в пришедших знатных людей.

«Какого царства князья?» – думала она и старалась вспомнить, где видела таких чернооких, смуглых красавцев, как этот мальчик и его спутник.

Леон и царевич были в русских шубах и шапках, не желая открывать ворожее своего звания. Но их жгучие глаза и гибкие движения скоро навели старуху на мысль, что это могут быть только грузины, которыми она всегда при встрече на улицах любовалась.

«Грузинской царевны, должно быть, сын и его дядька», – подумала она и проговорила вслух:

– Садитесь, бояре!

– Что за варево мастерила? – спросил Дубнов. – Верно, зелье какое? По чью душу?

– Ты разве, боярин, за допросом пришел?

– Не очень-то я верю твоим снадобьям, – проговорил Дубнов, беспечно рассмеявшись.

– Зачем же тогда ко мне-то пришел?

– Куда люди, туда я. Вы, бабы, нюх особый имеете: может, и скажешь что-либо по нашему делу.

– Скажу, скажу, Пров Степанович! – проговорила ворожея, пристально взглянув на стрельца.

– Кой черт! – пугливо озираясь, воскликнул Дубнов. – Кто сказал… тебе мое имя? Воистину ведьма!

Ворожея усмехнулась – в одну минуту из-под лавки выполз Клубок и стал ластиться к гостям.

– Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! – прошептал, крестясь, Пров Степанович. – Сгинь, сгинь, рассыпься!

Но кот не «рассыпался», а сильным скачком прыгнул на колени к царевичу.

Тот в одно мгновение выхватил кинжал и занес его над животным.

– Стой, больно прыток! – стиснула ему руку Марфуша. – В чужой избе да убийство учинять? Ишь, волчонок!

– Зачем такая падаль в доме? – сердито сказал царевич, стараясь хорошо выговорить по-русски слова. – Ты, верно, и вправду ведьма?

– А если бы я не была ведьмой, разве ты, царевич, пришел бы ко мне темной ночью, скрываясь от людей?..

Леон и царевич тревожно переглянулись. Их инкогнито было открыто, и это им было весьма неприятно, но этим ворожея подняла в их глазах свой престиж.

– Она действительно всеведуща, – по-грузински сказал царевич Леону.

– Тем лучше: значит, она нам непременно поможет, – ответил князь Леон и, обращаясь к Марфуше, произнес: – Ты права, женщина, мы пришли к тебе, чтобы узнать то, что скрыто для очей простых людей. Какой силой ты узнаешь тайны, известные одному дьяволу, не наше дело. Ты сама за это ответишь, когда придет твое время. А теперь на! – и он бросил ей на стол небольшой мешочек, наполненный медными деньгами, только что пущенными недавно царем в оборот по совету боярина Федора Михайловича Ртищева.

– Нехорошие деньги! – брезгливо поморщилась ворожея. – Много бед наделают медные деньги! – ироническим тоном проговорила она.

После неудачного похода под Ригу, малороссийских замятен и бесконечной тринадцатилетней войны Московское государство, едва успев оправиться от Смутного времени и моровой язвы, искало возможности как-нибудь парализовать последствия всех этих бедствий. От тяжких податей изнемогал народ, а торговые люди изнывали от непосильных налогов. Уже в 1656 году казны недостало ратным людям на жалованье, и государь велел пустить в народное обращение медные деньги, которые должны были по нарицательной цене заменить серебряные. В следующие два года эти деньги действительно ходили как серебряные, но затем стали понижаться в цене, а именно на рубль надобно было «наддавать» шесть денег, а потом «наддача» все подымалась и подымалась. Наступила во всем страшная дороговизна; указы, запрещавшие поднимать цены на необходимые предметы, уже не действовали. Часто случалось, что ратные люди не брали жалованья медными деньгами, явилось множество воровских медных денег, начали хватать и пытать людей. Все стали как огня бояться медных денег.