При царе Сервии - [24]
– Но ее здесь нет, – умоляюще процедил Балвентий, пугливо косясь на Верания.
– Ее здесь нет... экая беда!.. – возразил не совсем трезвый оруженосец, – римский закон допускает замещение отсутствующего лица.
– Да она ничего и не знает.
– Ничего не знает... тем лучше! Это ей будет очень приятный, утешительный обряд... сейчас придут девушки; мы выберем из них, впрочем, покуда еще придут, мы успеем сочетать тебя с твоею невестой, если Амальтея согласится заместить ее и родители позволят.
– Ха, ха, ха!.. – забасил Грецин, – Амальтею за Балвентия.
– Не Амальтею, а Стериллу, – шепнул ему Вераний так тихо, что из прочих никто не слыхал, – позволяешь?
– Позволяю... конечно, конечно...
Из свидетелей этого дела только Тит-лодочник ясно понимал, что именно заставило Марка Вулкация решиться на завершение своей любовной комедии таким финалом: Тит, давно приманенный к дому фламина щедрыми подачками, знал, что не красота Амальтеи влекла его внука Вулкация в усадьбу Турна, а стремление найти там себе в ком-нибудь опору... для каких целей, Тит еще не знал, но ему с самого начала заигрываний так называемого «Верания» было известно, что соблазнить красивую особу тайно он всегда мог, но явно назвать своею женою невольницу, хоть и в легко расторжимой форме, римскому патрицию законом дозволено, но по традициям знатных нельзя. Амальтея для Вулкация не пленная княжна, от какой родился царь Сервий; за такую форму усердия к его выгодам фламин Руф не поблагодарил бы своего родственника: брак с Амальтеей опозорил бы всю его семью навсегда.
ГЛАВА XVIII
Свинопас чуть не женился
Когда дело клонилось к концу, – по деревням возникала молва о скорой свадьбе дочери Грецина с царским оруженосцем, – Тита разбирало мучительное любопытство узнать, каким способом Вулкаций опять отвяжется от брачных уз, невозможных для него не только по унизительности, но и вследствие того, что узы, хоть и не брачные, но не менее крепкие, уже опутывали его, соединяли с двумя женщинами: царевна Туллия злая и невольница фламина Диркея, обе коварные, хитрые злодейки, не останавливающиеся ни перед какими средствами для достижения своих целей, не изволили бы Вулкацию стать мужем Амальтеи.
Туллия ничего не знала об отношениях своего обожателя с Диркеей, жившей постоянно в деревенской усадьбе фламина, но к этой последней от кого-то дошла молва о близости Вулкация с царевной.
Диркея ненавидела Туллию злую и самыми страшными словами клялась извести ее.
Пылкая, страстная раба, сквозь все пламя жгучей ревности, все-таки видела невозможность добраться к сопернице с кинжалом или ядом попросту, как она поступила бы с Амальтеей, если б та ответила любовью на ухаживания «Верания».
Диркея решила, что погубить царевну она может только колдовством, и принялась усердно изучать способы волхвований, приглядываясь к действиям бродячих сивилл, появлявшихся иногда на деревенских празднествах.
Если бы Вулкаций женился на Амальтее правильно, в законной форме конкубината, дозволенного у римлян брака свободного с рабой, его постигла бы жестокая кара не от обольщенных им двух женщин, а от деда: за позор фамилии фламин убил бы его по праву старшего в роде.
Брак под именем Верания, раба, отдал бы Вулкация под уголовный суд за ложь и профанацию священного обряда, что имело бы результатом приговор к смертной казни на Тарпее, откуда бросали в пропасть, или в лучшем случае, по ходатайству самого царя, – к вечному изгнанию с лишением всех прав благородного. Это также завершилось бы домашнею смертной казнью от руки деда за позор.
Фламин Руф знал об ухаживаниях своего внука за Амальтеей ради возможности тайно бывать инкогнито в усадьбе врага и выведывать нужное ему, но о серьезной любви тут не могло быть даже мысли.
На этот раз Вулкаций условился с Титом, что тот, прибыв в усадьбу вместе с ним, останется у окошка снаружи следить за ходом дела, а в роковую минуту прибежит с безумными криками, говоря, будто из Рима прислан гонец от царевича, – Люций Тарквиний требует Верания немедленно к себе, потому что случилось что-то ужасное.
Но этого не понадобилось делать, потому что Амальтея случайно навела Вулкация на мысль о более удобном средстве.
Глупый свинопас теперь начал казаться ему более удобным субъектом для сближения в доме врага, по его податливости на все от трусости и ввиду близкой естественной или насильственной смерти, и интриган решил, положив конец своим ухаживаниям за Амальтеей, перенести «нежность юного сердца» на бестолкового старика, причем легко скрыть в воду неизвестности все концы своих темных дел с ним, сбивая его с толка по беспамятности, угрожая мучениями, обольщая всякими золотыми надеждами.
Поняв, что Грецин уже пьян в достаточной мере для того, чтобы не понять, что такое здесь происходит и ничему не воспрепятствовать, Ультим слишком юн и придурковат, Балвентий запуган ущемлением носа и от этого готов на все, стоит Веранию для примера прищемить себе нос пальцами, Амальтея его явно не любит, а Тертулла и Прим даже ненавидят, хитрый «оруженосец» представился тоже пьяным и будто бы под влиянием этого принялся совершать брачный обряд Балвентия со Стериллой, замещаемой по ее отсутствию Амальтеей.
Большинство произведений русской писательницы Людмилы Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. Данные романы описывают время от основания Рима до его захвата этрусками (500-е г.г. до Н.Э.).
Большинство произведений русской писательницы Людмилы Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. Данные романы описывают время от основания Рима до его захвата этрусками (500-е г.г. до н.э.).
Большинство произведений русской писательницы Людмилы Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. Данные романы описывают время от основания Рима до его захвата этрусками (500-е г.г. до Н.Э.).
Большинство произведений русской писательницы Людмилы Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. Данные романы описывают время от основания Рима до его захвата этрусками (500-е г.г. до Н.Э.).
Княгиня Людмила Дмитриевна Шаховская (1850—?) — русская писательница, поэтесса, драматург и переводчик; автор свыше трех десятков книг, нескольких поэтических сборников; создатель первого в России «Словаря рифм русского языка». Большинство произведений Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. По содержанию они представляют собой единое целое — непрерывную цепь событий, следующих друг за другом. Фактически в этих 23 романах она в художественной форме изложила историю Древнего Рима. В этом томе представлен роман «Сивилла — волшебница Кумского грота», действие которого разворачивается в последние годы предреспубликанского Рима, во времена царствования тирана и деспота Тарквиния Гордого и его жены, сумасбродной Туллии.
Княгиня Людмила Дмитриевна Шаховская (1850–19…) – русская писательница, поэтесса, драматург и переводчик; автор свыше трех десятков книг, нескольких поэтических сборников; создатель первого в России «Словаря рифм русского языка». Большинство произведений Шаховской составляют романы из жизни древних римлян, греков, галлов, карфагенян. По содержанию они представляют собой единое целое – непрерывную цепь событий, следующих друг за другом. Фактически в этих 23 романах она в художественной форме изложила историю Древнего Рима.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.