Презумпция невиновности - [38]

Судя по всему, мне пора искать работу.

Глава 14

Поставлен для первого удара мяч. При угасающем свете весеннего предвечерья начинается игра между второклассниками Лиги отцов и учеников. Над насыпной лужайкой, что когда-то была болотом, нависает небо. «Осы» не спеша занимают свои места в ромбе-площадке для бейсбола. На мальчишках и девчонках – застегнутые доверху ветровки и бейсбольные перчатки. Папаши семенят вдоль ограничительных линий, давая последние инструкции своим отпрыскам. В основной базе помахивает битой над мячом с прикрепленной к нему тряпичной куклой восьмилетний крепыш Роки. Затем, сосредоточившись и собрав все силы, он посылает мяч в воздух.

– Нат! – кричу я со всеми остальными. – Давай!

Только тогда мой сын словно просыпается. Он добегает до мяча, всего на полшага опередив маленькую проворную волшебницу Молли с конским хвостом, развевающимся за ее бейсболкой. Нат хватает мяч, круто поворачивается и кидает его в противника. Мяч описывает немыслимую дугу и шлепается о землю между шорт-стоп и третьей базой как раз в тот момент, когда Роки запрыгивает на базу. Согласно правилам здешнего этикета, только родитель может обругать мазилу. Я иду вдоль линии базы и кричу сыну:

– Эх ты! Сонная тетеря!

Я знаю, что Нат не будет переживать неудачу. И действительно, он вскидывает вверх руку в перчатке и широко улыбается, отчего лицо становится похожим на тыкву в День всех святых, а неровный ряд новых зубов немного напоминает воткнутые в торт свечи.

– Па, я дал маху! Жалко, правда?

Отцы, стоящие около меня, хохочут. Клиф Нудельман хлопает меня по спине. По крайней мере, парень усвоил спортивный жаргон.

Интересно, другим отцам снятся их сыновья? Я любовно и с надеждой заглядываю на двадцать лет вперед. В моих глазах Нат всегда был мягким, послушным, способным человечком.

На самом же деле Нат другой. Нет, он не плохой мальчик. Мы с Барбарой говорили это друг другу с его двухлетнего возраста. «Нат, в сущности, неплохой», – твердили мы. И я в это верю. Горячо верю. Мое сердце полнится любовью к нему. Он отзывчив, он добр, но он рассеян и распущен. С ним сладу нет. С самого рождения он живет по-своему. Когда я ему читаю, он не слушает. Берет книгу и листает ее. Ему не терпится узнать, что будет дальше. Учителя в школе жалуются, что он трудный мальчик.

Ната спасают физические данные, внешность и неотразимое обаяние. Он красивый. Я говорю не об обычной детской красоте, не о мягких линиях лица и розовых щечках. У моего сына темные живые глаза и располагающий к себе взгляд. Эти приятные черты перешли к нему не от меня. Я сам высокого роста и широк в кости. У меня большой нос, как у неандертальца, у Барбары же родители – люди некрупные и миловидные, и именно им мы, по обыкновению, приписывали привлекательность Ната. Но про себя я часто думаю об отце и его диковатой, бросающейся в глаза славянской красоте. Что-то отцовское сказалось в моем сыне, и потому я постоянно молю неведомо какого бога, чтобы то, что дала природа, не сбило его с пути, не вылилось в высокомерие или даже жестокость – качества, которые иные красивые люди склонны рассматривать как некую слабость, которую другие им должны непременно прощать.

После игры народ направляется к трейлерам на усыпанной гравием стоянке. В мае уже тепло и светло, поэтому игроки и родители устраивают пикник. Из ближайшего ресторанчика заказывается пицца, мужчины по очереди приносят пиво. Поев, мальчишки и девчонки снова бегут на бейсбольную площадку, а папаши растягиваются на травке и начинают обмениваться новостями собственного житья-бытья. Я люблю эти вылазки на природу. Между не очень знакомыми мне людьми установилось взаимопонимание и возникла обоюдная симпатия, как у прихожан, выходящих после службы из церкви. Они на время забывают о будничных заботах, неприятностях на работе, бесчисленных обязанностях и даже удовольствиях супружества.

Сегодня день прохладный и пасмурный. Я обещал Барбаре, что мы втроем поужинаем в местной блинной. Она ждет нас на красной пластмассовой скамейке у входа. Целуя сына и выслушивая его рассказ о том, как «Осы» чуть было не победили противника, жена смотрит на меня с холодным упреком. Мы с ней переживаем трудный период. Барбара продолжает негодовать по поводу моей роли в расследовании убийства Каролины. Я чувствую, что сегодня у нее появилась дополнительная причина для недовольства. Что бы это могло быть? Мы с Натом, случаем, не опоздали? Но я вижу ресторанные часы. Нет, мы пришли даже на минуту раньше.

Мне остается только гадать, чем я вызвал очередную вспышку гнева.

С годами Барбару все чаще посещало дурное настроение. События внешнего мира, которые удерживали ее, ушли в прошлое. Шесть лет преподавательской работы на Северной стороне подорвали ее веру в социальные реформы. Когда родился Нат, она уже ничего не искала и ничего не хотела – жизнь в пригороде с ее строгими правилами и скромными ценностями умерила ее порывы и усилила желание чаще оставаться одной. Смерть отца три года назад была воспринята ею как предательство, как логическое завершение многих лет его полнейшего безразличия к дочери и жене, и обострила ее чувство покинутости. А наши супружеские размолвки окончательно убили в ней жизнерадостность, что когда-то так красила ее. Участились периоды открытого недовольства всеми и всем, и тогда казалось, что, лизни я ей руку, непременно почувствую вкус горечи.