Презумпция невиновности - [34]

– И зачем Марине такие трудности? – удивился Борис.

– Чтобы мама не узнала, – усмехнулась Оксана. – У Маринки парень появился, богатый и щедрый, так что теперь она ночи с ним проводит, а маме говорит, что на работе пропадает.

– Поня-ятно, – протянул Джуниор. – И как давно у вашей подруги появился парень?

– В конце прошлого мая, – припомнила девушка. – В день майской зарплаты Марина в первый раз Ольгу попросила за нее подежурить, а деньги нам дают двадцать пятого числа.

– Спасибо, Оксана, вы мне очень помогли, – поднимаясь из-за стола, поблагодарил собеседницу Борис.

– Скажите, а мама Маринкина узнает о нашем разговоре? – отчаянно покраснев, вдруг спросила она.

– Да нет, не думаю, что до этого дойдет, – соврал Борис, чтобы не расстраивать отзывчивую девушку.

– Жаль, – неожиданно расстроилась Оксана. – Было бы здорово, если бы Маринкина ложь стала известна ее мамочке. Я не могу им позвонить, я же подруга, а иногда так хочется! А вы адвокат, вы обязаны доводить до сведения граждан всякое вранье – может, скажете матери Королевой, что дочь ее не работает по ночам, а занимается черт знает чем?

– Как интересно вы представляете себе работу адвоката, – пробормотал Борис, покидая зал забегаловки, после чего сразу же направился прямиком в иллюзариум.

* * *

– Странно получается, – задумчиво протянула я. – Королева нигде не работает, а деньги домой приносит. Мало того, у нее хватает средств доплачивать некоей Ольге, чтобы та ее покрывала в «Макдоналдсе».

– Ты хочешь спросить, откуда текут к Марине финансовые потоки? – усмехнулся Борис. – Я тоже задаю себе этот вопрос. И знаешь, какой ответ мне приходит на ум?

– Уж не обворовала ли Марина свою матушку? – догадалась я.

– Ты, как всегда, права!

Смартфон Джуниора тоненько тренькнул, оповещая владельца, что получено новое сообщение. Кудрявый друг пробежал глазами высветившиеся на дисплее строчки и расплылся в самодовольной улыбке.

– Что бы ты без меня делала, Агата Рудь? – заносчиво спросил он. – Источник из Склифа сообщает, что двадцатого он дежурил в приемной и прекрасно запомнил эту парочку – Ткачика и сопровождавшего его Стамболиди. В девятнадцать ноль-ноль директор буквально принес на себе в больницу мертвецки пьяного уборщика. У Ткачика из головы хлестала кровь, но это не мешало ему сквернословить и порываться сбежать. Рану обработали и зашили, но врач решил понаблюдать пациента до утра: вдруг, когда больной протрезвеет, станет ясно, что у него серьезное повреждение мозга? В общем, Ткачик ночь провел в больнице, а при нем дежурил Стамболиди – стерег, чтобы тот не удрал.

– А жидкость в канистре подменили после восьми, – заметила я. – Значит, круг подозреваемых сужается – Стамболиди и Ткачик из него выбывают. Остаются Муратов, Ян Крестовский и сотрудник музея Мешков.

– Помяни черта, он и появится! – вглядываясь в толпу народа, проговорил Борис. – Вон от автобусной остановки Мешков идет в окружении молодняка. Сейчас как раз в «Магическом лицее» занятия начинаются.

– Быстро он со студентами общий язык нашел!

– Да я не об этом, – отмахнулся Борька. – Видишь, рядом с Мешковым смуглая девочка в синих джинсах? Это и есть Марина Королева.

– Обалдеть! – только и смогла выдохнуть я, рассматривая симпатичную брюнетку. – Интересно, что она тут делает?

– А это мы узнаем у музейного работника. Подойдем к нему после занятий и спросим про Королеву.

– Думаешь, скажет?

– Думаю, да.

– Так-так, – раздалось у меня над ухом. – Значит, красиво отдыхаем?

Я обернулась и увидела Митю.

– Опять ты с этим? – кивнул он на Бориса. – А мне сказала, что работаешь.

– А я и работаю. Борь, я поеду, ладно? – торопливо поднялась я из-за стола, опасаясь конфликта. – Ты сам поговори с Мешковым, а я прокачусь к матери Дины Муратовой. Мить, подкинешь меня в центр?

– У меня дела, я в журнале нужен, – сообщил любимый.

– А здесь что забыл? – осведомился Борька.

– Мимо проезжал, – с апломбом ответил Митя.

– Мить, не волнуйся, я скоро буду дома, – вкрадчиво проговорила я, опасаясь расстроить юного гения.

– Агаточка, если я тебе не нужен – ты так и скажи, – тоскливо затянул Рындин. – Скажи: Митя, иди лесом. И я пойду. Если хочешь, давай расстанемся. Вот прямо сейчас! Я поеду к себе и больше никогда не появлюсь на пороге твоей квартиры!

– Ну что ты такое говоришь! – обняла я Митю, не переставая поражаться его тонкой душевной организации. Как мало надо, чтобы выбить творческого человека из колеи! Митя – как обнаженный нерв, человек без кожи, любой раздражающий фактор рушит его мир и приводит к вселенской катастрофе.

– Ты точно не хочешь расстаться? – с надеждой посмотрел на меня фотохудожник.

– Точно не хочу, – горячо заверила его я.

– Ладно, поеду к Пещерскому, – вздохнул любимый, забираясь в видавший виды «Фольксваген Сирокко», на котором гонял по Москве.

– Слушай, Агат, что ты перед ним пресмыкаешься? – поинтересовался Устинович-младший, как только машина Мити скрылась из виду.

– Он чертовски талантлив, – мечтательно улыбнулась я.

– И на этом основании он может беспрепятственно тобой помыкать?

– Совершенно невозбранно, – кивнула я головой. – Гениям позволено все. Они же гении!