Презренный кат - [11]

— Вы бы пожалели меня господа, шутейно ведь сказал, — простонал вместо положенного представления незадачливый бедолага. — У меня вот пятиалтынный есть, может лучше, в кабак пойдем. Пропьем его. Снимите меня, господа хорошие. Шутейно ведь я, без мысли, какой.

— Я тебе покажу шутейно, — подьячий показал пленнику кулак, и вдруг споткнувшись обо что-то, свалился под дыбу.

Еремей Матвеевич сразу же бросился помогать своему незадачливому товарищу и тоже упал рядом. Когда служители тайной канцелярии вновь крепко встали на ноги, висевший на дыбе мужик повторил свою просьбу и вновь заговорил про пятиалтынный.

— А чего Ерема, — со второго раза заинтересовался предложением подьячий, — может и вправду, в кабак пойдем? А? Раз у него пятиалтынный есть. Чего-то мне с ним возиться расхотелось. А ты, правда, шутейно сказал?

— Шутейно, шутейно, — заверещал мужик. — Да разве бы я такое не шутейно мог сказать. Неужто я не понимаю?

— Тогда в кабак надо идти, — погрозил кому-то на потолке Сеня. — Пойдем Ерема, раз нас человек от доброго сердца приглашает. Я думаю, что нельзя ему сейчас отказать. Обидим крепко.

— Пойдем, а то и вправду у нас с ним как-то не по-людски получается, — согласился с предложением Чернышев и освободил мужика от дыбы. — Пойдем лучше в кабак, раз такое дело.

В кабак они с подьячим пришли вдвоем и без пятиалтынного. Хитрым оказался мужик. Хитрым и проворным. Хорошо, что кабатчик человеком душевным был да с пониманием великим и про долги со служителей Тайной канцелярии спрашивать стеснялся. Еще одну бутыль кат с подьячим одолеть сумели, а вот на следующую сил у них уже не осталось.

Как оказался у порога своей избы, Еремей Матвеевич не помнил, но дверь открыл со он строгостью и зло отшвырнул от себя Марфу, сразу же попытавшуюся снять с мужа грязные сапоги.

— Уйди изменщица, — зарычал Чернышев и хотел при этом ударить кулаком по столу, но после замаха куда-то провалился.

Проснулся Еремей, когда солнце уже вовсю погнало капель с блестящих сосулек. Чернышев глянул хмурым взором на жену, выпил кружку холодного кваса и побежал к застенку. Слава Богу, что здесь никого, кроме Сени ещё не было.

Подьячий сидел на своем месте и при мерцающем свете свечи смотрел на вбежавшего ката глазами недавно побитой собаки.

— И как мы вчера умудрились на пятак так погулять? — вместо приветствия с тяжелым вздохом молвил Суков. — Вот погуляли, так погуляли. Сказать кому, не поверят. Верно ведь Еремей Матвеевич?

— И не говори, — кивнул Еремей, просовывая лучину под сухие поленья в горне. — Вот разошлись. Вот грех-то, так грех. Ты уж прости меня Семен, ежели чего не так. Прости.

— Да, ладно, чего уж там, — потягиваясь за столом, махнул рукой подьячий. — Ты меня тоже прости за слова глупые. Нам ведь с тобой ссориться друг с другом никак нельзя. Мы же товарищи с тобой. Только жаль, что мы мужика того упустили. Вот сволочь: сам ушел и пятиалтынного не оставил. Как думаешь, Еремей Матвеевич, нам бы по паре рублей за него из казны выписали бы?

— А чего так мало — по паре?

— Так не Государя же он хулил, а царицу всего. Дело, хотя и важное, но не особо. А потом, даже и по рублику тоже неплохо было бы. Всё лучше, чем ничего. А все-таки здорово мы с тобой вчера гульнули Еремей Матвеевич, по настоящему, по-русски, как положено.

Чернышев улыбнулся через великую силу, кивнул головой, хотел сказать что-то, но тут отворилась дверь, и в застенок ввалился солдат Трондин. Он широко оскалили свои крепкие зубы, и зычно поздоровался.

— Доброго вам денька, господа хорошие, — скинул у порога треуголку солдат. — Гостей к вам на прянички привел. Заходи бабы, не стесняйся. Здесь все свои. Заходи, заходи, когда ещё в такое заведение попадете? Осмотритесь пока.

Веселый Трондин посторонился и из-за спины его, напарник вытолкнул к центру застенка двух испуганных женщин.

— Говорят, видение им какое-то намедни было. Чего-то там про царевича в небе узрели. Андрей Иванович сам подробности узнавать придет. Не терпится бабам рассказать генералу, всё что видели. Правда, бабы? Ой, как не терпится, прямо мочи у них нет. Принимай Еремей Матвеевич работу! Засучивай рукава!

Еремей Матвеевич отправил дрожащих баб в угол и хотел еще раз напиться студеной водицы перед спросом. Он поискал ковш, но не найдя его решил пить прямо из бадьи, но стоило ему нагнуться к воде, как оттуда в отсвете красного пламени чадящего на стене факела глянули на него укоризненно бездонные глаза Анюты. Смотрела девка на ката так пристально, что икнул громко Еремей Матвеевич в волнении крепком и зажмурился от внезапного видения. Зажмурился и по неосторожной случайности головой в воду упал. Когда голова около горна немного обсохла, никаких видений в застенке больше не было, и даже бабы отчего-то рыдать перестали.

Глава 3

А вот встретил Анюту Чернышев наяву только на следующей неделе. По дороге из дома к крепости встретил. Еремей перестал теперь, как раньше, задворками-то ходить. Он теперь, сделав небольшой крюк, выходил на торную улицу, и мимо избы Анюты, не спеша, шагал к своему застенку. Пусть дорога чуть подлиннее стала, зато чище и солиднее.