Презрение Лорда [Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - [12]

«Пусть оплату счетов аннулируют, — думал он. — Они не имеют права оплачивать мои долги без моего на то согласия».

Контора юриста находилась в здании на углу пересечения двух улиц, и Кавинанту надо было перейти на другую сторону дороги. Вскоре он уже стоял на перекрестке возле единственного в городе светофора. Он чувствовал, что надо спешить, действовать согласно тому, что он решил, прежде чем отвращение к юристам и всему общественному механизму в целом убедит его в том, что эта решимость является глупостью. Он с трудом подавил в себе искушение перейти дорогу на красный свет.

Сигнал менялся очень медленно, но вот, наконец, зажегся зеленый. Кавинант ступил на переход.

Не успел он сделать и трех шагов, как раздалась сирена. Из боковой улицы, мигая красными огнями, вылетела полицейская машина. На повороте из-за высокой скорости ее занесло в сторону, и она понеслась прямо на Кавинанта.

Он остановился, словно его вдруг стиснул невидимый кулак. Он хотел отскочить, но мог только стоять неподвижно, остановленный и удерживаемый на месте, и смотреть на морду несущегося на него автомобиля. На мгновение он услышал безумный скрип тормозов. Потом упал.

Падая, он смутно ощущал, что падает слишком быстро, что его еще не сбило машиной. Но ничего не мог с собой поделать; он слишком боялся, боялся столкновения. После всех предосторожностей и самозащиты так умереть! Потом в сознании возникла тяжелая тьма позади солнечного света и сверкающих окон магазина, и он услышал визг покрышек. Свет и дорога казались не чем иным, как рисунком на черном фоне; и теперь этот фон вспучился, заполняя все вокруг, добрался до Томаса и, поглотив, увлек его вниз. Тьма лучилась сквозь coлнечный свет, словно луч холодного света в ночи.

Томас подумал, что видит все это в страшном сне. И совершенно некстати снова услышал слова старика:

— Это будет справедливо. Ты не должен сдаваться! Тьма все лилась и лилась, затопляя день; и единственное, что Кавинант видел наверняка, — это красную искру огней полицейской машины, красную молнию, горячую и смертоносную, пронзающую его лоб, подобно копью.

3 Приглашение к предательству

Некоторое время, которое можно было измерить только ударами сердца, Кавинант висел в темноте. Красный пронизывающий свет был единственной устойчивой точкой во всей вселенной, которая, казалось, кипела вокруг него. Он чувствовал, что мог бы увидеть тяжелое движение неба и земли, если б только знал, куда надо смотреть; но тьма и горячий красный луч, бьющий в лоб, мешали повернуться, и ему пришлось смириться с тем, что он не увидит бурливших вокруг него течений.

Под давлением этого свирепого излучения он мог вполне отчетливо чувствовать в висках каждый толчок своего пульса, словно его разум, а не сердце, ковал жизнь. Толчки были редкими, слишком редкими для полноты восприятия, испытываемого им. Он не мог их понять, не мог понять, что с ним происходит. Но каждый удар потрясал его, как если бы сама структура мозга подвергалась опасности.

Внезапно проклятое световое копье дрогнуло и расщепилось надвое. Он двигался к свету, или свет приближался к нему. Два горящих пятна оказались глазами.

В следующее мгновение он услышал смех — высокий, вызывающий, ликующий хохот, полный триумфа и застарелой злобы. Раздавшийся затем голос был похож на злорадный петушиный крик, предвещающий рассвет в аду, и при этом звуке сердце Кавинанта затрепетало.

— Готово! — кудахтал голос. — Я! Мой!

И снова перешел в визгливый хохот.

Теперь Кавинант был достаточно близко, чтобы отчетливо видеть глаза. Они не имели ни белков, ни зрачков — красные шары заполняли глазные впадины, и свет бурлил в них, словно лава. Этот жар был так близок, что Кавинант обжег лоб.

Потом глаза вспыхнули и, казалось, воспламенили пространство вокруг. Языки пламени, вырываясь из них, окружили Кавинанта зловещим сиянием.

Он оказался в глубокой каменной пещере. Ее стены ловили и удерживали свет, так что в пещере было светло от одного сверкания глаз. Камень казался гладким, но разбитым на сотни неправильных граней, словно пещеру вырезал блуждающий нож. По всей окружности пещеры, словно открытые рты, зияли проходы. Высоко над головой свод переходил в густой пучок сталактитов, но пол оказался плоским и мертвым, как будто по нему пробежало множество ног. Свет отражался на сталактитах, так что их гроздь переливалась красным светом.

Пещеру наполняло отвратительное зловоние, ядовитый запах с болезненной сладковатой примесью — горящая сера над испарениями гниющей плоти. Кавинант зажал лицо руками, чтобы не слышать этой вони и не видеть существа, чьи глаза удерживали его.

На небольшом возвышении около центра пещеры, распластавшись по полу, лежало существо с длинными костлявыми конечностями и с кистями рук, огромными и тяжелыми, как лопаты, с тощим горбатым туловищем и головой, похожей на таран или стенобитное орудие. Оно чуть пошевелилось, и его колени поднялись почти до уровня шеи. Одной рукой оно держалось за скалу перед собой, другой сжимало длинный деревянный жезл с металлическим наконечником и с затейливой резьбой по всей длине. Его оскаленный рот свело судорогой смеха, глаза, казалось, пузырились, подобно магме.