Президенты без государств - [29]

После некоторых колебаний генерал решил отправиться во Францию, несмотря на то что ее территория была наводнена оккупационными войсками союзников. Теплым весенним вечером генерал появился в Париже. На его плечах топорщились новые погоны майора американской армии. Чокаеву он нашел в небольшом доме у речного порта.

— Вы?! — растерянно вскрикнула Мария Яковлевна, когда при свете керосиновой лампы в американском офицере узнала одного из руководителей немецкой разведки. — Как вы нашли меня, барон? — прошептала она, машинально назвав генерала бароном, хотя еще при жизни Мустафы он посещал их дом и назывался генералом Майером Мадером.

— Я к вам с добрыми намерениями, — заверил он, почувствовав ее тревогу. Потом подчеркнуто неторопливо достал портсигар с рисунком орехового наплыва.

— Тот же портсигар, — сказала она. — За тридцать лет он нисколько не изменился. Удивительно.

— Время его только отполировало.

— Зато нас порядком поистрепало, — с сожалением сказала Мария Яковлевна.

Она долго внимательно разглядывала портсигар. Грустная улыбка осветила ее лицо, как бы приглашая к воспоминаниям.

25 августа 1912 года сухогрузный пароход «Мерв» вышел из Баку в Красноводск с трюмом, набитым колониальными товарами. Пассажирские каюты были переполнены.

Было уже без четверти одиннадцать. Южное солнце достаточно нагрело палубу. Мария Яковлевна, сидя за столиком в ресторане, рассеянно следила за игрой волн.

— Мария Яковлевна! Голубушка! С добрым утром! — услышала она густой голос полковника Белоусова.

— Разрешите представить вам моего друга, барона фон Кюхлера.

Мария Яковлевна слегка поклонилась.

Барон прикоснулся губами к ее пальцам…

— Значит, вы актриса? — обратился он к Марии Яковлевне.

— К тому же еще дьявольски талантлива, — с восторгом произнес полковник. — Актриса Мариинского театра.

Мария мило улыбнулась.

— Вы не из Петербурга? — спросила Мария Яковлевна.

— Нет, не из Петербурга, — ответил он. — Я родом из Франкфурта-на-Майне. Там и живу.

— О, родина Гете!

Барон поклонился.

— Вероятно, я только этим и знаменит.

За завтраком полковник рассказывал забавные истории.

Барон был из тех людей, которые в обществе стараются держаться в тени, больше слушают собеседника, чем говорят сами.

— Любопытно, барон, что же вас привело ко мне?

— О, голубушка Мария Яковлевна! Я пришел к вам как друг, поверьте!

— С таким риском для жизни? Не из-за красивых же глаз? Увы, мои глаза угасли от бесконечных слез, от тоски и вечного страха.

— Германия ведет войну на два фронта… — начал было генерал что-то объяснять, но Мария Яковлевна перебила его:

— Вы проиграли две войны. Ничего вам уже не поможет. Чего вы еще хотите от меня, старой женщины? Зачем вы здесь? Как это ужасно! — она закрыла лицо руками.

Генерал Мадер понял, что нужного разговора не получилось. Чокаева взвинчена, чувствовалось, что она устала.

Мария Яковлевна не без оснований связывала приезд генерала с архивами мужа. Кроме того, она всерьез опасалась, что ее могут ликвидировать, так как генерал не допустит того, чтоб еще хоть одна живая душа знала о судьбе этих архивов.

Генерал Мадер отлично понимал и ее настроение, и примерный ход ее мыслей. Поэтому он начал издалека:

— Мария Яковлевна! Вы только что упомянули о 30-ти годах. Это немалый срок…

Чокаева, все еще расстроенная, молчала.

Ночь была теплая, светила полная луна. Мария Яковлевна растворила окно, ее обдало речным запахом.

— Я бы не хотел, чтобы нас услышали, — тихо сказал генерал.

Чокаева глубоко вздохнула и с досадой захлопнула створки.

— Так вот, тридцать лет вы знаете меня. А я, если приплюсовать Санкт-Петербург, ваши афиши, Мариинский театр, знаю вас немножечко больше. И всегда с наслаждением вспоминаю ваши выступления. Вспоминаю «Мерв», Ташкент, наши веселые молодые годы. В молодости вы были обворожительны.

По реакции Марии Яковлевны генерал понял, что он на верном пути.

— Ваш голос! А ваш задор! Я был всегда от вас в восторге, — продолжал он. — Только, право, до сих пор не знаю, как это судьба свела вас с Чокаевым.

— Революция в России соединила наши грешные души, — сказала Мария Яковлевна. — До революции он учился в Санкт-Петербурге на юридическом факультете. Суровое тогда было время. В октябрьские дни я испугалась большевиков и бежала из Петербурга в Ташкент, к Чокаеву. Потом мы оказались в Коканде. Он был властолюбив. Может быть, я плохо разбираюсь в таких вопросах, но, по моему мнению, политик он неважный. Об этом говорят результаты всех его начинаний. Они провалились и в Ташкенте и в Коканде. Не помогли ни атаман Дутов, ни англичане. Но царство ему небесное. — Она перекрестилась. — Меня он любил. Я тоже привыкла к нему.

— Значит вы не сожалеете, что связали свою судьбу с Чокаевым?

— Жалей не жалей, жизнь прожита. Хорошего в ней было мало. Сплошные скитания. А ведь я русская, и мне страсть как хочется в Россию.

— Ностальгия?

— Если хотите, да. Только туда мне все пути заказаны. А как бы я была счастлива умереть в России!

На глазах ее показались слезы.

— Я мог бы помочь Вам вернуться в Россию, — сказал генерал.

— Работать на вас? Быть шпионкой?! Нет, нет. Менять маски в жизни — это амплуа моего мужа и таких, как вы, барон. А я актриса, я могу менять их только на сцене.