Президент не уходит в отставку - [11]

На это ему Боб с улыбкой ответил:

— А ты законченный кретин, Леня Гайдышев! Иди заканчивай менять смазку, вон клиент нервничает…

Первая серьезная стычка произошла ранней весной, когда на станции техобслуживания наступили горячие деньки: автолюбители готовились к техосмотру, и отбою от них не было. Во дворе выстраивались длинные очереди машин. Слесари до минимума сократили время на обслуживание. Через каждые пятнадцать-двадцать минут с подъемника слетала очередная машина. Во дворе ремонтников поджидали те клиенты, которым нужно было срочно выправить и подкрасить крыло, заменить реле стеклоочистителя или сносившуюся шарнирную опору, посмотреть и отрегулировать тормоза, фары, отремонтировать замок дверцы… Иные слесари даже не обедали, работая в перерыв. Они и после рабочего дня отправлялись в частные гаражи и там дотемна возились с машинами. Как говорил Боб, сезон есть сезон и нужно срывать яблоко, пока оно спелое…

Сорока не принимал в этом ажиотаже никакого участия. Когда кончалась смена, он шел в душевую; мылся, переодевался и ехал на автобусе в институт. Клиенты хватали его за рукав и просили, чтобы он взглянул на их машину, она там, на дворе. Сорока вежливо объяснял, что его рабочий день закончился.

— Я заплачу! — изумленно восклицал клиент. — Ты что, не хочешь заработать? Там и дела-то на полчаса!

— Приезжайте завтра на станцию. Пораньше.

— Дорогой, лишь на конец недели записывают… А у меня послезавтра техосмотр!

Сорока пожимал плечами и уходил. У них техосмотр, а у него зачет по лесоводству…

Он давно обратил внимание, что Ленька Гайдышев и Миша Лунь — они работали на соседнем подъемнике — занимаются жульничеством: поднимают машину и, пока производят замену масла, крепеж и шприцовку, успевают незаметно отвернуть одну-две масленки, а потом разыгрывается как по нотам следующая сценка.

Гайдышев (безразличным голосом). У вас одной масленки нет.

Клиент (растерянно). Как нет? Вроде была…

Гайдышев. У попа была собака… Дело такое, на ходу отвернулась и выпала. Это часто случается.

Клиент. Как же без масленки?

Гайдышев (с намеком). Вещь, понимаете, дефицитная…

Клиент (понизив голос). Может, найдется, а? Я это… заплачу!

Гайдышев (к Мише Луню). Ребята, не найдется в загашнике лишней масленки? Опять та же история… потерял товарищ!

Миша (равнодушно). Что у нас, склад? Пускай в магазине покупает…

Гайдышев (как бы про себя). Как же, в магазине купишь… Их там с прошлого года не было.

Клиент (вконец расстроенный). Ребята, поищите, а? Как же я без масленки?

Гайдышев (просительно, как бы из любви к клиенту). Миш, а Миш, погляди… Надо же человека выручить?

Лунев (отводя хитрые глаза и что-то недовольно ворча под нос). Последняя…

Клиент (обрадованно). Сколько?

Гайдышев (равнодушно). Как обычно: рупь. У нас твердая такса.

И счастливый клиент, как правило неопытный, получает за рубль свою собственную масленку, которой в магазине красная цена двадцать пять копеек. И еще горячо благодарит чутких слесарей за заботу, проявленную к нему. Бывает, ему за ту же цену всучивают еще одну масленку, которых полно в карманах у каждого слесаря.

Когда подобная сцена повторилась на глазах у Сороки подряд в пятый или шестой раз, он не выдержал и отозвал Гайдышева в сторонку. Тот нехотя подошел.

— Чего тебе? — спросил Ленька. Был он в черном замасленном комбинезоне, патлы спрятаны под беретом. На щеке размазалось коричневое пятно.

— Кончайте эту лавочку, — сказал Сорока. — Противно смотреть.

Гайдышев замигал, сморщил нос, будто собираясь чихнуть, потом его губы тронула кривая усмешка.

— Тебе что, завидно? Можешь взять на вооружение секрет нашей фирмы… И за патент ничего не потребуем.

— Должна же быть у вас совесть? — пытался бороться с его наглостью Сорока. — Неужели перед ребятами не стыдно?

— Ты делай свою работу, а мы — свою. Ясно?

— Грязная у тебя, Гайдышев, работа!

— Капнешь начальству? — Ленькины маленькие глаза сузились и превратились в две колючие щелки, улыбка исчезла, а пятно на щеке уменьшилось, стало с пятак. — Беги, жлоб, стучи! Только ничего не докажешь: не пойман — не вор!

— Ладно, — пообещал Сороки. — Я поймаю тебя с поличным. За руку.

Гайдышев вдруг широко улыбнулся, засунул руку в карман комбинезона, достал с десяток поблескивающих масленок и протянул Сороке:

— Тебе на обзаведение… Золотой фонд!

Сорока и сам не понял, как это произошло: рука его сама ударила по раскрытой ладони Гайдышева — и маленькие масленки, взлетев вверх, защелкали по цементному полу. Ленька стоял и все еще улыбался.

— Чужим добром разбрасывается… — проворчал Миша Лунь и, бросив ключи на верстак, стал подбирать масленки.

— Откуда ты такой правильный взялся? — дрожащим от ненависти голосом спросил Гайдышев. Он сжимал и разжимал кулаки. За масленками даже не нагнулся.

— Ты меня сам сюда доставил… на такси, — улыбнулся Сороки, понимая, что малость переборщил с этими масленками.

— Это была самая большая глупость в моей жизни, — пробурчал Гайдышев. — Мой тебе совет: сиди, как мышь под веником, и не шурши. Ясно?

— Я тебя предупредил, — сказал Сорока и отошел.

Гайдышев, то и дело отрываясь от работы, о чем-то шептался с Лунем. Тот бросал косые взгляды на Сороку, но пока не задирался. Впрочем, Сорока не обращал на них внимания. В этот день больше масленки не вывертывались, зато отношения с Мишей и Гайдышевым стали окончательно испорченными. Борис Садовский при этой сцене не присутствовал, но он, конечно, поддержит своих дружков. Но вот почему остальные ребята, которые честно работают и не тянут руку за дармовым рублем, делают вид, что в цехе все благополучно? Правда, на потоке почти одна молодежь, многие еще допризывного возраста и сами недавно пришли на станцию, а Гайдышев, Садовский, Лунев уже по нескольку лет здесь работают — так сказать, старожилы; мало того: почти все эти юноши не один месяц поработали с ними в одной смене, прошли у них выучку… И непонятно поведение мастера Теребилова: он вроде бы и не покрывает их, а вместе с тем позволяет делать в цехе все что хотят.