Президент Линкольн: охотник на вампиров - [24]

«Кроули был крепким седеющим мужчиной шестидесяти пяти лет. Он отличался статью, добродушным рябым лицом и любовью к шуткам. За все это да еще за медицинское искусство его высоко ценили. Ничто не доставляло Кроули большее удовольствие, чем рассмешить больного и помочь ему позабыть о бедах».

Убедившись, что колонии положено крепкое начало (если не принимать во внимание недоразумение с кончиной мистера Хоува), Джон Уайт отплыл обратно в Англию, чтобы сообщить об успехах и пополнить запасы. В Новом Свете он оставил сто тринадцать мужчин, женщин и детей, в том числе и свою маленькую внучку Вирджинию. Он рассчитывал вернуться через несколько месяцев с продовольствием, строительными материалами и товарами для торговли с туземцами.

«Его расчет не оправдался».

Череда препятствий, как нарочно, задержала Джона Уайта в Англии на целых три года.

Во-первых, команда отказалась совершать обратный путь в опасные зимние месяцы. Летнее плавание и так вышло достаточно трудным. Уайт не смог подобрать других моряков и, досадуя, остался пережидать тревожную зиму. К весне Англия ввязалась в войну с Испанией, и королеве Елизавете понадобились все боеспособные корабли. Это касалось и тех, которые Уайт собирался повести к Новому Свету. Капитан с трудом отыскал небольшие старые суда, не востребованные Ее Величеством. Однако вскоре после начала плавания оба корабля ограбили испанские пираты. Оставшись без припасов для колонистов, Уайт развернулся и поплыл обратно в Англию. Война с Испанией бушевала еще два года, и растерянному Джону Уайту пришлось сидеть на родине. В 1590 году, отчаявшись собрать запасы, он наконец втиснулся пассажиром на торговое судно. 18 августа, в день рождения своей внучки Вирджинии, Уайт вновь ступил на Роанок.

Все исчезли.

Мужчины, женщины, дети. Его дочь. И маленькая внучка. Баррингтоны. Исчезли. Колония словно растворилась в воздухе. Дома пострадали от непогоды и заросли сорняками, но стояли как прежде. Инструменты и припасы были на своих местах. Не могли ведь они умереть с голоду среди плодородных полей и щедрой природы? Если случился мор, то где братские могилы? Если была война, где ее признаки? Уайт ничего не понимал.

Осталось только две подсказки: слово «кроатаны», вырезанное на столбе внешней ограды, и три буквы, «КРО», на коре дерева, росшего неподалеку. Неужели кроатаны напали на колонию? Эта версия вызывала сомнения. Для начала, они сожгли бы поселение до основания. Остались бы тела. Доказательства. Хоть что-нибудь! Уайт предположил (или по крайней мере понадеялся), что странные надписи означают другое: колонисты по какой-то причине перебрались на близлежащий остров Кроатан. Возможности проверить догадку ему не представилось. Погода ухудшалась, и команда торгового судна отказалась ждать. Уайт три года мечтал о возвращении, на твердой земле он провел всего несколько часов, и теперь перед ним встал выбор: отправиться обратно в Англию и попытаться собрать новую экспедицию или же остаться одному на чужом материке, без малейшего понятия, куда делись его соотечественники и живы ли они вообще. Уайт отплыл и больше не возвращался в Новый Свет. Остаток дней он горевал, его преследовало чувство вины и — самое главное — недоумение, куда же пропали сто тринадцать поселенцев.

«Полагаю, — сказал мне Генри, — хорошо, что правды он так и не узнал».

* * *

Вскоре после первого отъезда губернатора Уайта в Англию жителей Роанока поразил странный недуг. У жертв начинался сильный жар, за которым следовали галлюцинации, беспамятство, а затем — смерть.

«Доктор Кроули полагал, что это какая-то местная болезнь. В борьбе с ней он был бессилен. В течение трех месяцев после того, как нас покинул губернатор Уайт, десять колонистов пали жертвами мора. В течение последующих трех месяцев — еще дюжина. Их тела уносили подальше в лес и зарывали, чтобы зараза не проникла в поселение через почву. Каждый боялся, что в следующий раз унесут уже его труп. На восточном берегу установилось почти круглосуточное дежурство. Мы надеялись, что на горизонте появятся паруса. Но этого не происходило. Вполне возможно, что события продолжали бы развиваться подобным образом, если бы не чудовищное открытие».

Элеанор Дэр не могла уснуть. Ее муж боролся за жизнь всего в каких-нибудь пятидесяти футов отсюда. Женщина оделась, завернула спящую малышку Вирджинию в одеяло, вышла на холод и направилась к строению, которое занимал доктор Кроули, твердо решив провести остаток бессонной ночи в молитвах у постели мужа.

«Войдя, миссис Дэр узрела чудовищную сцену: Кроули впился в шею ее мужа. Врач отпрянул, она увидела клыки и закричала. В дом ворвались встревоженные мужчины с саблями и арбалетами. Они обнаружили убитую женщину, а малышку Вирджинию — в когтях у вампира. Кроули приказал им отступить. Поселенцы отказались. Они ничего не знали о вампирах и сразу же погибли».

Крики перебудили остальных поселенцев, включая Генри.

«Я оделся и велел Эдеве сделать то же самое, полагая, что на нас напали туземцы. Затем схватил пистолет и бросился в ночь, полный решимости защищать свой дом до конца. Но когда я прибежал к небольшой площадке в центре деревни, моим глазам предстало небывалое зрелище. Небывалое и ужасающее. Томас Кроули с почерневшими глазами и острыми белоснежными клыками — он разорвал Джека Баррингтона пополам и разбросал его внутренности во все стороны. Я увидел на земле своих растерзанных друзей. У некоторых были оторваны конечности. У кого-то — головы. Кроули заметил меня и двинулся в наступление. Я прицелился и выстрелил. Пуля пробила вампиру грудь, но он даже не обратил внимания и продолжал наступать. Без всякого стыда признаюсь, что храбрость оставила меня. Я думал только о том, как бежать, только о жене и нерожденном ребенке в ее чреве».