Прежде чем я усну - [33]

Я еле подавила желание протянуть руки и сорвать все фотографии со стены в отчаянной попытке найти хоть какое-то напоминание о сыне. Однако, будто почувствовав, что одно лишнее движение — и я просто упаду без сил, я стояла перед зеркалом как вкопанная, тело было напряжено, словно струна.

Итак: ни одной фотографии на каминной полке. Ни комнаты подростка с постерами поп-звезд. Ни одной футболки в куче белья для стирки или для глажки. Ни «убитых» кроссовок в шкафу или под лестницей. Даже если бы он сбежал из дому, все равно мне бы попались вещи, напоминающие о нем, ведь так? Ну хоть что-нибудь!

Но нет, в доме нет следов моего сына. С леденящим ужасом я осознала, что его словно никогда и не было.

Не знаю, сколько времени я простояла перед зеркалом, уставившись в пустоту. Десять минут? Двадцать? Час? В какой-то момент я услышала, как в двери повернулся ключ, как, вытерев ноги, в дом вошел Бен. Но я не шевелилась. Вот он прошел через кухню в гостиную, сделал несколько шагов вверх по лестнице и крикнул: «У тебя все в порядке?» Его голос звучал встревоженно, в нем появились панические нотки, которых не было утром, и я ответила: «Да, все нормально». Тогда он вернулся в гостиную и включил телевизор.

Время как будто остановилось. В голове не было ни одной мысли, кроме безумного желания узнать, что случилось с моим сыном, и безумного страха перед неизвестностью.

Я спрятала свою книгу в шкаф и спустилась вниз.

Я остановилась перед дверью в гостиную, стараясь успокоиться; но не могла, дыхание вырывалось горячими толчками. Я не знала, что делать: как сказать Бену, что я знаю про Адама? Он спросит, откуда я узнала, и что я скажу?

Да неважно! Теперь ничто не имело значения, кроме одного: я должна узнать, где мой сын. Я закрыла глаза, и, когда мне показалось, что я спокойна как удав, тихонько толкнула дверь. Она мягко проехалась по толстому ковру.

Бен меня не услышал. Он сидел на диване перед телевизором, держа на коленях тарелку с половинкой печенья. Во мне поднялось возмущение: как он может быть таким веселым и беззаботным, сидеть и улыбаться! Тут он рассмеялся. Мне захотелось подбежать к нему, схватить за грудки и орать, орать, пока он не расскажет начистоту, почему он соврал про мой роман, почему ничего не сказал о нашем сыне. Я хотела, чтобы он вернул мне все, чего я лишилась.

Но я знала, что так будет только хуже. Я просто деликатно кашлянула. Словно хотела сказать: не хочу тебе мешать, дорогой, но…

Он обернулся и улыбнулся мне.

— Дорогая! Как хорошо, что ты пришла!

Я вошла в гостиную.

— Бен, — произнесла я напряженным, словно чужим мне голосом. — Бен, нам нужно поговорить.

Теперь на его лице возникла тревога. Он встал, чтобы подойти ко мне, и тарелка скользнула на пол.

— Что такое, любимая? У тебя все в порядке?

— Нет.

Он остановился примерно в метре от меня и протянул руки, чтобы обнять. Но я не сделала шага навстречу.

— Господи, что такое?

Я внимательно посмотрела на Бена. Он вполне владел собой, словно уже привык к таким сценам, к моим истерическим выходкам.

Но я больше не могла скрывать, что знаю о сыне.

— Где Адам? — произнесла я срывающимся голосом. — Говори, где он?

Бен изменился в лице. Интересно, он удивлен или шокирован?

Наконец он нервно сглотнул.

— Говори! — повторила я.

Он крепко обнял меня. Я хотела оттолкнуть его, но сдержалась.

— Кристин, — сказал он. — Успокойся. Все хорошо. Я все тебе объясню, ладно?

Мне хотелось крикнуть: нет, все очень плохо! Но я молчала. Я не смотрела на него, пряча лицо в складках его рубашки. Меня трясло.

— Пожалуйста, умоляю! Расскажи мне все.

Мы сели на диван. Я в одном конце, он — в противоположном. Мне хотелось быть с ним на расстоянии. И не хотелось больше ничего слышать.

Но он заговорил:

— Адам умер.

Во мне что-то захлопнулось. Словно створки раковины. Его слова полоснули меня по сердцу, как бритва.

Я вдруг вспомнила, как узнала о болезни отца, вспомнила муху, расплющенную о лобовое стекло машины. Картинка из детства.

Бен снова заговорил:

— Кристин, любовь моя. Мне так жаль.

Я снова почувствовала злость. К нему. «Сволочь», — подумала я. Хотя знала, что он ни в чем не виноват. Я заставила себя спросить:

— Как это случилось?

— Адам был в армии.

Услышав это, я онемела. Все чувства улетучились, осталась боль, сплошная боль, и только. Боль, пульсирующая в мозгу.

Только подумать: сын, о существовании которого я даже не подозревала, был солдатом! В голове пронеслась идиотская мысль: Что скажет мама, когда узнает?

Бен продолжал. Отрывисто и быстро:

— Он служил в Королевской морской пехоте. Был направлен в Афганистан. И погиб. В прошлом году.

У меня во рту пересохло. Я попыталась сглотнуть.

— Как? — спросила я. — Расскажи!

— Кристин…

— Мне нужно знать. Я хочу знать.

Он потянулся и взял меня за руку, и я не отняла ее, хотя мне было бы неприятно, если бы он захотел придвинуться.

— Может, лучше обойтись без подробностей?

Меня окатило волной ярости. Ярость и паника.

— Речь идет о моем сыне!

Бен отвел взгляд и теперь глядел в окно.

— Он ехал на военном грузовике. — Бен говорил медленно, почти перешел на шепот. — Сопровождал военную часть. На дороге взорвалась мина. Один из солдат выжил. А Адам и другой — нет.