Прежде, чем умереть - [16]

— Ну что, — обернулся я, чуя затылком любопытствующие взгляды, — ваше здоровье. Давай, Станислав, в пекле нас уже заждались. — И залпом осушил стакан.

Мало кто из не специалистов знаком со строением собственного пищеварительного тракта. Я же без лишней скромности могу сказать, что знаю его отлично, каждую клетку, каждый атом. Это знание, как клеймо, навеки выжжено мутной зеленоватой жидкостью, опалившей верхний отдел, средний отдел и невероятным усилием воли остановленной у выхода из нижнего отдела. Миазмы безумия, тревоги и печали, таившиеся на дне стакана, хлынули в мою кровь огненным потоком и растерзали ничего не подозревающий мозг.

— Срань господня... — с трудом опустил я стакан на ускользающую барную стойку. — Эту хуету нужно запретить во имя всего человеческого, что ещё осталось на нашей грешной земле. Повтори.

— И мне, — оторвался Станислав от своего рукава и смахнул скупую слезу.

— Скажи, любезный, — фамильярно поманил я пальцем бармена-изувера, — а не видал ли ты в этом уютном заведении одну миловидную особу женского пола?

— Бордель дальше по улице, — не дослушав, проинформировал тот.

— Нет, мне нужна конкретная особа, светловолосая, фигуристая, с грацией лани и отзывающаяся на имя Ольга. Ты наверняка бы её запомнил, если мужское начало ещё не отказало.

— А, эта особа... Ну, заходила раз или два, — неохотно припомнил жирдяй.

— Она ведь не просто рюмашку пропустить заходила, да?

— Такие «просто» даже сморкаться не станут. Девка себе на уме, хоть и выглядит сущим ангелом. Я бы на твоём месте держал своё хозяйство подальше от неё, не ровён час сожрёт.

— Она ведь о взрывах расспрашивала?

— Каких взрывах? — взялся жирный протирать стакан, демонстрируя потерю интереса к беседе.

— О таинственных взрывах в пустоши, — перекатил я золотой по костяшкам.

— Ах, об этих взрывах. Ну да, вынюхивала тут, подробности разные вызнавала.

— И что же вызнала?

— Э-э... — перевёл бармен страдальческий взгляд с поблёскивающего золотого на скрипнувшую входную дверь. — Лучше ты, мил человек, сам её спроси, от греха подальше.

— Мальчики, — разнёсся по кабаку певучий голос, сопровождаемый скрипом подошв, как по команде развернувшейся в сторону своих столов публики. — Вот так встреча, — обожгло моё ухо сладкое дыхание.

— Оленька, — повернулся я и распахнул объятия, снабдив лицо наимилейшей улыбкой. — Сколько лет, сколько зим. Дай-ка полюбуюсь на тебя, моя красавица, отрада стариковского сердца.

— Какого чёрта тебе здесь надо, Кол? — без предварительных ласк перешла она к делу. — Следишь за мной?

— Боже упаси.

— В этот раз ещё и подручных прихватил? — кивнула Оля на обомлевшего Станислава и наморщила свой очаровательный носик. — Машина снаружи твоя?

— В некотором роде.

— Мне, конечно, без разницы, но, кажется, твоего водилу в некотором роде собираются убивать.

— Что? — вскочил я на непослушные ноги и, петляя, вышел из кабака в сопровождении столь же боеспособного Станислава и дюжины завсегдатаев, желающих поглазеть на кровавую драму.

Павлов с растерянным видом стоял возле кабины и что-то терпеливо объяснял собравшимся вокруг него пятерым бугаям.

— Эй, какого хуя происходит? — вежливо окликнул я агрессивно настроенную группу охочих до расправы молодых негодяев. — Это мой водитель. Чего к нему доебались?

— А ты что ещё за хер с горы? — поинтересовался самый рослый и плечистый из них.

— Сынок, я прощу тебе эту грубость, но только на первый раз, — подошёл я ближе, расстегнув хлястик ножен. — Меня зовут Коллекционер, а этот милый человек...

Ватные ноги, потеряв управление, совершили замысловатое па, и в следующее мгновение я, сам того не ожидая, уже ощупывал дорожное покрытие под своим седалищем, под дружный гогот толпы.

— Так в чём проблема? — принял эстафету переговорщика Станислав, сам насилу держась в вертикальном положении.

— Этот козёл, — указал плечистый детина на Павлова, — только что послал меня нахуй! А я такого не прощаю!

— Ничего подобного! — чуток приободрился лейтенант, видя хоть и сомнительную, но поддержку. — Я им ни слова не говорил. Произвол какой-то!

— А это, — резко провёл детина пальцами от кадыка к подбородку, — что такое, по-твоему?! Крутого из себя корчишь, мразь?!

— Что? Это... Я ничего такого не имел в виду. Просто привычка, — машинально повторил Павлов движение.

Огромный кулак детины взмыл в воздух и взял курс на голову лейтенанта, примерно того же размера, и встреча этих двух равновеликих объектов не сулила второму ничего хорошего. Но вдруг вектор летящего словно метеор кулака резко изменился, а его гордый обладатель осел наземь, держась за кадык и харкая кровью.

— Довольно! — пролетел над толпой певучий голос. — Представление окончено.

Как она появилась там, чёрт подери?! Моя девочка.

Поверженный детина протянул было свою клешню к обидчице, но тут же пожалел об этом, схлопотав коленом в нос, и повалился, брызгаясь красными соплями. Четвёрка подпевал быстро и непринуждённо растворилась в сгущающихся сумерках.

Глава 7

Женщины, эти странные существа, так похожие на человека, и в то же время бесконечно далёкие от него... Их мозг устроен совсем иначе, хотя в анатомическом плане неотличим от нашего. Не могу назвать себя большим знатоком тонкостей женского разума, моё общение с данными биологическими объектами обычно проходит в несколько иной плоскости, нежели мыслительной. Кому нахрен интересно, что думает шлюха или какая-нибудь девка, подвернувшаяся в не самый подходящий для неё момент? Но с появлением в моей жизни Ольги всё изменилось. Девятилетняя девчонка из сибирской глуши что-то со мной сделала, что-то сломала в моём идеальном прежде мировосприятии. Она, как никто раньше, понимала меня, а я, со временем, научился понимать её, более или менее. И могу сказать с полной уверенностью — женщины страшнее чумы.