Прежде, чем умереть - [13]

— Я понял-понял.

— Третье — добрые граждане Навашино люто ненавидят муромчан, поэтому, если вам предложат опрокинуть стопку за счастливое переселение усопших в адские котлы, пейте и поминайте виновников торжества последними словами. Четвёртое — ничего не суйте в их девок, если не хотите от этого избавиться. И пятое, самое важное — держите руки подальше от стволов и ножей.

— Неожиданно, — хмыкнул Стас.

— Неожиданно, дружище, это когда с тебя кожу чулком снимают, а вышеописанное правильнее охарактеризовать словом «разумно». В Навашино виновник конфликта устанавливается очень просто — кто первым за волыну схватился, тот и злодей. Думаю, не нужно объяснять, что свидетели, в случае чего, будут не на вашей стороне.

— Так что же, если ствол наставят, нам кулаками отвечать?

— Постарайся сделать так, чтобы не наставляли, а если до того дойдёт, попробуй отбазариться. Не хочу пугать, но ваши шансы выбраться оттуда живыми — пятьдесят на пятьдесят.

— Ого. Похоже, ты никогда не ошибаешься в прогнозах.

— А как оцениваешь свои шансы? — поинтересовался лейтенант.

— Где-то около ста.

— И что вселяет в тебя такую уверенность?

— Опыт, Ваня, опыт и ещё раз опыт. А так же социальная близость к тамошней публике и заслуженный годами упорного труда авторитет.

— Другими словами — ты там свой?

— Не совсем, но куда как менее чуждый, чем вы двое, особенно ты.

— А что со мной не так?

— Он спрашивает. Посмотри на себя, чисто выбрит, острижен, подтянут, одет с иголочки, все зубы на месте, да ещё и в очках. Любой среднестатистический навашинец за версту определит в тебе классового врага.

— И к какому же классу я, по-твоему, отношусь?

— К классу угнетателей, разумеется. Только угнетателю может житься лучше прочих, а ты прямо как сыр в масле. Воплощённое превосходство над угнетаемыми массами. Вы там у себя, в Легионе, никакую теорию о высшей расе ещё не разработали для полноты картины?

— Не понимаю, о чём ты.

— Да не важно, но в таком виде к местным унтерменшам лучше не соваться. И окропления тушёнкой тут явно недостаточно, — смерил я Павлова оценивающим взглядом.

— Что предлагаешь? Какого хера?!

— Ты в этом кармане всё равно ничего не держал, а так он придаст твоему внешнему виду толику потрёпанности. И вот это ещё...

— Бля! Убери от меня свои руки!

— Чего ты кипятишься? Тебе пуговицу больше своей головы жаль? Тормози.

— Только не...

— Да-да-да. Выметайся.

— Я не стану валяться в грязи! — выпрыгнул Павлов из кабины и отбежал шагов на пять, тыча в меня пальцем. — Не приближайся.

— Хватит целку из себя строить. Кувыркнись разок-другой и достаточно.

— Давай, — поддержал Станислав, — сразу на мужика станешь похож.

— Ерунда какая-то, в этом нет необходимости! — не сдавался Павлов.

— Очень даже есть, и большая, — заверил я. — Вот когда навашинские маргиналы станут лапать твою чистую подтянутую жопу, ты поймёшь, что был неправ.

По лицу лейтенанта пронеслась тень сомнения.

— Они могут, — кивнул Стас.

— О да, и, несомненно, будут. Но, возможно, я лезу не в своё дело, и такой поворот событий тебя не пугает, а даже наоборот...

— Ладно, — раскинул Павлов руки, как у расстрельной стены, и опустился на пятую точку. — Довольны? — упал он на бок и кувыркнулся в сторону, после чего встал и продемонстрировал результат: — Так хорошо?

— То, что надо. На рожу ещё немного мазни. Во, отлично. Совсем другое дело ведь, скажи, — обратился я к Станиславу.

— Просто, небо и земля, — одобрил тот. — С таким парнем я бы в разведку пошёл.

— Чертовски рад, что вам нравится, — забрался лейтенант в кабину, утирая попавшую на очки грязь. — Надеюсь, теперь никто не станет комплексовать из-за моего очевидного превосходства.

— Нет, теперь всё путём, — хлопнул я молодца по плечу. — Трогай.

— Так и простатит с геморроем заработать недолго, — поёрзал Павлов мокрой жопой по сидушке.

— Эх, молодо-зелено. Знал бы ты, сколько всяких неудобств выпадает на долю нашего брата. Бывало и в болоте спать приходилось, и в промёрзших землянках ночевать, и с гнилыми трупами бок обок. А это-то хуйня, не стоит переживаний.

— Кстати, ты так и не рассказал, почему решил стать охотником за головами.

— Ах, да. Понимаешь, ведь что такое счастье, в долговременной перспективе? Счастье — это когда дело твоей жизни приносит не только средства к существованию, но и радость. А радости у всех разные. Кто-то любит готовить, кто-то — строить дома, кто-то — воевать. Но у меня другая радость, и ремесло, которое я выбрал, обеспечивает мне её в полной мере. Всё дело в том, что я страсть как люблю глумиться над людьми.

Глава 6

Знавал я одного типа, который к месту и не к месту любил говорить: «Глаза боятся, а руки делают». У него даже погоняло было — Рукодельный. Однажды ему гранатой оторвало обе кисти, и все его, конечно же, подъёбывали: «Рукодельный, чё глаза такие испуганные?», а он отворачивался и тихо плакал, утирая сопли культями. Даже не знаю, от чего ему было тяжелее — от постоянных насмешек, или от невозможности ввернуть свою любимую поговорку. Привычка — страшная сила. Наркотик, только без кайфа. Мы привыкаем говорить и делать как по заученному: отвечать шаблонами, крутить монету в пальцах, вставать в семь утра, теребить мочку уха, спать на правом боку, сплёвывать налево. Это не даёт нам ничего, лишь делает предсказуемыми, а зачастую и уязвимыми, но отказаться чертовски трудно.