Прежде чем ты уйдешь - [10]

– Ну как, полегчало?

– Спасибо, – киваю я.

– Отлично. А теперь еще немного вина. – Она с ухмылкой наливает теплое пойло в мой стакан.

Возвращается Эд и сразу начинает рыться в рюкзаке. Я наблюдаю, уже заранее зная, что будет дальше, и Эд достает бутылку водки:

– Ну как, кто-нибудь готов выпить что-нибудь более стоящее?

Комната взрывается дружным «да!» – и я не могу удержаться от стона. Мне хочется запечатлеть в памяти каждую минуту, однако если я напьюсь, а я непременно напьюсь, то ничего не запомню. Хотя, с другой стороны, мне вовсе не хочется портить компанию, особенно в день нашей первой встречи.

И вот стаканы наполнены – льда нет, но кто-то нашел бутылочку диетической кока-колы – и пущены по кругу. Я беру свой стакан и подношу к губам, исподтишка наблюдая за своими друзьями, при этом стараясь не смотреть в лицо человеку, которого люблю больше жизни.

– Ваше здоровье! – Эд понимает стакан и бросает на меня быстрый взгляд; мне кажется, будто он видит меня насквозь, и я заливаюсь краской.

Мы с ним чокаемся, он отводит глаза. Сердце бьется так сильно, что мне становится дурно. Еще немножко – и я упаду со стула.

Остаток вечера проходит словно в тумане: мы выпиваем, и смеемся, и разговариваем; за окном уже ночь, и пора ложиться в кровать. Мне не хочется уходить, ведь я понятия не имею, что ждет меня завтра, увижу ли я Эда, или это была одна-единственная встреча, и я не хочу идти спать – так, на всякий случай. Но я пьяная и усталая, и я знаю, что у меня нет выбора. Даже если я вообще не сомкну глаз, этот день не может продолжаться вечно.

– Спокойной ночи! – говорит мне Эд, когда мы поднимаемся наверх.

– Спокойной ночи, любимый.

– Вот это да! Ты явно торопишь события.

Я смущенно морщусь, пытаясь скрыть багровое лицо за волосами.

– Извини. Просто перебрала немного. Спокойной ночи, Эдвард Уильямс. Было приятно познакомиться. – Я протягиваю руку, он отвечает мне шутливым рукопожатием. От его прикосновения меня бросает в дрожь.

– Я счастлив нашему знакомству, Зои Морган.

А затем он выпускает мою руку, закрывает за собой дверь и исчезает.

Глава 2 22 июля 1994 года

Я проснулась пару секунд назад, и, пока лежу с закрытыми глазами, агония воспоминаний находит выход не в страдальческом стоне, а в привычной ноющей боли, отдающейся надоедливым жужжанием в ушах.

Однако память о вчерашней встрече с Эдом, о его прикосновении до сих пор живет в моем сердце, и мне безумно хочется узнать, повторится ли все это снова, если я окажусь в прошлом. Итак, я делаю глубокий вдох, открываю глаза, сажусь и оглядываюсь по сторонам. И сразу вижу на другом конце кровати юную Джейн: свернувшись в позе эмбриона, она спит беспробудным сном. Джейн полностью одета, спутанные волосы падают на лицо. Я продолжаю осмотр комнаты. Я в своей спальне в мою бытность на втором курсе университета. Да-да, та самая спальня, в которой я распаковала вещи во «вчерашней» реальности, передо мной постеры, что я собственноручно прикрепила к стене: «Pop Will Eat Itself», «Soundgarden», «Red Hot Chili Peppers». На стуле в углу свалена груда одежды, а CD-диски разбросаны по полу рядом с моим стерео. Оставшиеся коробки с дисками аккуратно сложены на подставке.

Я чувствую легкое головокружение.

Это что, другой день? Похоже на то. Но почему?

Тяжело вздохнув, я сижу на кровати и пытаюсь понять, как быть дальше. У меня нет ни малейшего представления ни о том, что происходит, ни о том, какой именно день своей жизни я «проживаю» заново, но я абсолютно уверена, что очень скоро это выясню. Осторожно, чтобы не разбудить Джейн, я спускаю ноги с кровати. Шершавый ковер щекочет ступни, в воздухе, в лучах света, просачивающегося сквозь тонкие занавески, танцуют пылинки. Стараясь не поскользнуться, я перешагиваю через сваленные в кучу CD и распахиваю дверцу платяного шкафа. На внутренней стороне висит зеркало, и я, не оставляя времени на раздумья, гляжусь в него.

Мои волосы, длинные и спутанные, покрашены в темно-темно-каштановый цвет, почти черный. Они падают мне на плечи, спускаясь чуть ли не до лопаток. Глаза густо подведены черным карандашом и серебряными тенями, кожа кажется белой и гладкой, точно фарфоровой. Ни намека на морщинки, несмотря на явно бурную ночь. На мне мешковатая черная футболка, из-под которой торчат стройные белые ноги. На голени синяк – правда, небольшой, – темно-фиолетовый, в желтом окаймлении. Понятия не имею, откуда он взялся. В ноздре серебряное колечко, мочку левого уха украшают четыре серебряные пуссеты. Я улыбаюсь. Мне нравился мой пирсинг. И я всегда вспоминала о нем с некоторой тоской. Так же как и об одежде тех времен. Теперь мне этого немножко не хватает.

Я осторожно спускаюсь вниз и, пробравшись мимо пепельниц и пустых пивных банок на полу в гостиной, включаю телевизор. Нажимаю на кнопку телетекста, который, к моему удивлению, работает; старомодные буквы одна за другой ползут по экрану, совсем как телеграфная лента. И вот наконец, после нескольких минут просмотра еле-еле загружающихся страниц, я нахожу то, что мне нужно.

Дата: 22 июля 1994 года.

Я хмурюсь и, отчаянно прокручивая назад воспоминания, пытаюсь идентифицировать дату. Почему именно этот день? Он чем-либо знаменателен? Он как-то связан с Эдом?