Прежде чем сдохнуть - [23]

— Дело твое, я предупредила. От всей души, – Алка пожала костистыми плечами, приподняв их над водой, и я убедилась, что декольте у нее действительно сморщенное, как я и предполагала. На коже уже заметно проступала старческая пигментация – как желтые масляные брызги на стене возле кухонной плиты у хозяйки–неряхи. Я внутренне порадовалась сравнению: моя кожа с возрастом, наоборот, приобрела нежно–уязвимый вид розоватой и сухой рисовой бумаги.

Я поняла, что засиделась, и стала вылезать из джакузи. Пока я обтекала на резиновом коврике и растиралась махровым полотенцем, в голову пришла совершенно гениальная идея.

— Алка, а хочешь, я тебя разом со всем нашим пансионом помирю? Будешь опять «звезда номер один»? Это совсем несложно!

Эти идиоты опять начнут носить тебя на руках и называть лучшей писательницей богадельни?

Алка для приличия чуть–чуть посопротивлялась моей затее, но по возбужденному румянцу, разлившемуся по ее выступающим скулам, я поняла: идея ей нравится. Ей, и правда, хотелось бы снова влиться в старческую тусовку и блистать в ней примабалериной.

— Только без обид, о'кей? – покровительственно уточнила я, стоя в дверях комнаты Максимовой. – Это наш с тобой секрет, и никто не должен знать. Иначе твое положение сделается еще хуже, чем сейчас. Усекаешь?

Алла кивнула.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Оживить всеобщую любовь к Максимовой оказалось совсем не сложно. Ругательная рецензия на ее бездарные книжки уже давно пульсировала в чреве моего ноутбука. Оставалось ее просто распечатать и развесить на видных местах до завтрака.

Фланируя между столиков в легком сарафане и короткополой соломенной шляпке, я с удовольствием видела по лицам питающихся, что они уже вкусили моей вербальной отравы, и она вызвала в них глубокое волнение желчи. Признаться, я ожидала, что кто‑нибудь набросится на меня в истеричном запале прямо тут же, среди тарелок с кашками и фруктовых салатов.

Но все только молча таращились на меня и поигрывали желваками, тщательно перемалывая пищу. Никто не проронил ни слова в мой адрес. Я даже как‑то слегка разочаровалась. Неужели мне так быстро удалось загнать этих мелких хищников на тумбы всего вторым ударом хлыста? Ну и слабый же народец!

Не могут оказать сопротивления дрессировщику–одиночке!

С завтрака я возвращалась с видом королевы–победительницы.

Прямо какой‑то Елизаветы I. Но радовалась я рано: в комнате меня ждало письмо. Его просунули под дверь, пока я давилась крупно порезанными кормовыми бананами в столовке. Послание кратко, но увесисто угрожало:«Дрянь! Ты не поняла по–хорошему, будет по–плохому. Тебя предупреждали. Приходи сегодня в 15.00 за сгоревший магазин и защищайся. А если ты не придешь, то:

А) ты проиграла и сдалась, Б) тогда мы придем к тебе сами, только ты уже не будешь знать ни места, ни времени столкновения.

PS: Советуем приготовить к 15.00 речь с извинениями и искренним раскаянием. Это в твоих же интересах».

Письмецо меня изрядно повеселило. Я прямо ржала в голос.

Но к смеху примешивалось какое‑то нехорошее чувство реальной опасности. Оглядываясь, я бесшумно прокралась по темному коридору, перекатываясь с пятки на мысок. Свет в это ущелье проливался лишь из окна в торце здания. И когда днем выключали электрическое освещение, то воспаленному воображению в каждой дверной нише мерещилась притаившаяся темная фигура.

Осторожно поцарапала дверь Максимовой. Никто не открывал.

Сунула маляву в карман сарафана и с независимым видом по–плыла на улицу, неестественно выталкивая лопатками грудь вперед, чтобы придать себе как можно более величественный и спокойный вид. Но сердце металось внутри бешеным кроликом. Чем дальше, тем больше я склонялась к выводу, что за пафосными строчками письма скрывался очень короткий месседж: меня будут бить! Опять?!

Цвет общества возлежал на шезлонгах во дворе. Противник сгрудился в тени тополей, источавших аромат средства для дезинфекции. Алка расположилась в центре и наслаждалась всесторонними «эмоциональными поглаживаниями». Я делала ей страшные глаза, пытаясь взглядом выманить на тет–а-тет. Я хотела точно знать: зачем меня вызывают на пустырь за сгоревшим магазином? Действительно ли мне собираются накостылять? Но Максимова, видимо, уже списала меня из актуальных и достойных ее внимания персонажей, посчитала «отработанным ракетным топливом». Она отводила свою мордочку и даже демонстративно опустила на нос солнцезащитные очки. Вот сука все‑таки!

Натка тоже была в компании Алкиных утешителей, но расположилась как‑то с боку с кипой бумаги. Она читала и делала на полях пометки. Я подсела к ней.

— Что изучаешь? – спросила я.

Все вокруг тут же замолчали и уставились на меня и на Соколову выцветшими старческими глазками. Даже не пытаясь делать вид, что не подслушивают. Наоборот, они нарочито пучились в нашу сторону своими склизкими карасьими взглядами, демонстрируя, что я здесь – лишняя.

Но Натка держалась хорошо. Она ничуть не смутилась.

— Да вот, Ваган прислал разные сценарии посмотреть, чтобы я заценила их с профессиональной точки зрения и высказала свое мнение.

Я тоже уткнулась в бумаги.