Презент от Железной леди - [57]

— Как это? — Я открыла глаза, недоуменно глядя на Игоря.

— Понимаешь, какая штука. Серьги-то не подлинные!

— Как это? — Мне уже порядком надоело удивляться. — Я, пожалуй, и вправду не отличу бриллианта от горного хрусталя, но ведь эти сережки видели несколько человек, в том числе и твой антиквар. Неужели они ошиблись?

— Почему ошиблись? Я, конечно, не ювелир, но тоже вижу, что камни подлинные и золото настоящее. А вот сами серьги, думаю, фальшивка. Не было у Натали таких бриллиантов.

— А как же портрет? — удивилась я, — Игорь, я что-то ничего не понимаю. Чем больше ты говоришь, тем становится непонятнее.

— Сейчас объясню. Помнишь, Елена Ивановна пыталась поставить мне трояк по литературе? А мне для поступления в училище нужно было не ниже четверки?

— Помню прекрасно. Ты тогда даже на тренировки неделю не ходил. Все торчал в библиотеке, готовился к межшкольной конференции по писателям девятнадцатого века.

— А помнишь, наша литераторша аж прослезилась после этого моего выступления?

— Не помню. Болела я тогда, — немного раздраженно сказала я, ужасно боясь очередного подвоха. — Но ребята говорили, что доклад был крутой! Только я не пойму, к чему этот экскурс в прошлое?

— Придется ввести тебя в курс дела. Я ведь рассказывал у экстрасенса, как на всех уроках литературы таращился на твой портрет. В смысле на портрет Гончаровой. Естественно, я и темой своего доклада избрал историю женитьбы Пушкина. Я тогда перерыл море книг, и доклад получился на уровне. И вот что я выяснил. Свадьба Пушкина и Натали состоялась в феврале тысяча восемьсот тридцать первого года. Ты помнишь, сколько раз откладывалось это событие?

Я немного подумала и, боясь ошибиться, выдала ответ:

— Раза два, кажется.

— Намного больше. Он же добивался ее почти два года! А из-за чего откладывалась свадьба?

— Из-за денег! — Это я помнила твердо.

— Скорее из-за их отсутствия, — обломил меня Гоша. — Гончаровы были по уши в долгах.

— А мне всегда казалось, что Гончаровы были людьми состоятельными и не шли на этот брак оттого, что Пушкин был недостаточно богат.

— Естественно. Натали была младшей, мать даже не могла дать за ней приличного приданого. Поэтому-то и хотелось пристроить дочерей. Знаешь, что было в приданом Натали?

— Откуда? — удивилась я. — Я ведь зубной врач, а не пушкинист.

— Конечно, этого ты знать не обязана, но уж больно интересный факт я сейчас раскопал. Так вот, в приданое Гончаровы пытались дать, и, кажется, дали, бронзовую статую императрицы. Скульптура не имела никакой ценности, и предполагалось отправить ее в переплавку, чтобы получить деньги за металл. Статую пожалели, и Пушкин был готов сам дать приданое за невестой, лишь бы свадьба состоялась! Даже в день венчания свадьба могла сорваться. Вот, слушай. — Гоша вынул из стопки книг коричневый томик, — Ты, кстати, сама сделана тут закладку! Это «Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками», том второй: «Наутро в день свадьбы Наталья Ивановна (мать невесты) прислала сказать, что все опять придется отложить — нет денег на карету. Кстати, на жениховский фрак Пушкин разоряться не стал — венчался во фраке Нащокина. Жених послал денег — свадьба состоялась».

Я слушала Гошу и чувствовала, что рот мой самопроизвольно открывается все шире:

— А как же тогда понять комментарии из школьных учебников о том, что бедный Пушкин был вынужден вкалывать, как каторжный, чтобы обеспечить жену нарядами и драгоценностями для выходов в свет?

— Он и вкалывал, — подтвердил Гоша. — Только не из-за капризов жены, а потому что ему совесть не позволяла оставлять ее семью в бедственном положении. А насчет балов… Ты помнишь, сколько детей было у Пушкина?

— Кажется, четверо.

— А теперь прибавь сюда еще два выкидыша. Получается, шесть беременностей!

— Подожди-ка, — задумалась я и начала считать: — Свадьба состоялась в феврале тридцать первого, а спустя шесть лет Пушкин погибает. За шесть лет шесть беременностей! В школе как-то не делали упор на эти факты из его биографии.

— Еще бы! — засмеялся Игорь. — У нас в СССР и секса-то не было. А ты предлагаешь изучать интимную жизнь Пушкина! Теперь, Наташенька, подумай хорошенько и скажи мне даже не как врач, а как женщина: можно вести активную светскую жизнь, будучи постоянно в интересном положении?

— В конце двадцатого века можно все. Я до самых родов плавала, а две мои сокурсницы родили чуть ли не на экзамене.

— Это все так, но ты учти, что в прошлом-то веке женщине, ожидающей ребенка, и двигаться особо не разрешали!

— Игорь, ты меня поражаешь. Откуда такие познания? Ты же не медик!

В ответ Игорь снова открыл знакомый мне томик и прочел:

— «Мне что-то страшно за тебя… Дома ты не усидишь, поедешь во дворец и, того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы… Пишет ли Брюллов твой портрет?.. Ходишь ли ты по комнате… как мне обещала?» Это — письмо Пушкина к Натали, написанное восьмого декабря того же тысяча восемьсот тридцать первого года.

— Постой-ка! — Я взяла альбом и стала внимательно вглядываться в портрет. — Выходит, в момент написания портрета она была беременна? Скажи мне, мистер Всезнайка, когда родился пушкинский первенец?