Превыше всего - [9]

— Бог мой! Неужели вы спаиваете моего ребенка? — Его глаза сверкнули, и он посмотрел на нее с ужасом.

— Нет! — поспешила успокоить его Кэтрин. — У девочки режутся зубки, и я хотела смазать ей десны, чтобы облегчить боль. Это намного безопаснее, чем опий.

— А гвоздичным маслом не пробовали? Я слышал, что оно хорошо помогает в таких случаях.

Кэтрин удивленно взглянула на графа.

— Нет. Я не знала этого. Я спрошу у кухарки, есть ли у нее такое масло.

— Если нет, то разотрите раннюю гвоздику. Я знаю, это чертовски расточительно, но все равно воспользуйтесь лучше гвоздикой. Если она не поможет, тогда возьмите виски.

Теперь она посмотрела на него с подозрением.

— Откуда вы знаете о детях, у которых режутся зубы?

— Вы уже не дитя, Кэтрин, однако и у вас могут заболеть зубы. Да и я уже вполне вышел из-под материнской опеки. — Он улыбнулся ей, и Кэтрин отвернулась, опасаясь его обаяния. Граф Монкриф, когда хотел, был очаровательным негодяем. — Значит, я так же красив, как и первый граф? — вдруг сказал Фрэдди.

— Поверьте, я не имела в виду вас, когда говорила сегодня утром эти слова. Они относились к первому графу, который привлек мое внимание.

— Конечно, и тот факт, что мы с ним замечательно похожи, не имеет значения?

— Конечно, нет! — решительно произнесла Кэтрин и, взяв бокал с виски, направилась к двери. Граф, сделав шаг, загородил ей дорогу.

— Я не люблю ужинать в одиночестве, — сказал он. — Вчера мне пришлось смириться с отсутствием компании, но сегодня не хотелось бы. Я жду вас здесь.

— Вам доставляет удовольствие ужинать со слугами, милорд?

«Если у них такая внешность, как у тебя, то безусловно», — подумал граф, но ничего не сказал. Видеть, как ее глаза вновь сердито округлятся, а нежная, бархатистая кожа щек покроется гневным румянцем, ему отнюдь не улыбалось. Он хотел сохранить в памяти образ божественной мадонны, излучающей мир и покой. Это желание было настолько сильным, что даже поразило его. Оно было почти непреодолимо.

— Сожалею, но я не могу принять ваше приглашение, милорд, — сказала она, не дождавшись ответа. — Я буду занята с Джули до вечера, и мне надо будет отдохнуть.

— Вы сможете отдохнуть позднее! — резко отрубил он. — Вечером вы будете ужинать со мной. Я должен выяснить, какому человеку я доверил заботу о своей дочери. Считайте это беседой.

— Беседой? Значит, вы еще не решили, подхожу ли, я для этого? — Она была в ужасе.

Сладостное видение пронеслось перед мысленным взором графа: губы его медленно целуют ее белоснежные груди и наконец дотрагиваются до кораллово-красного соска. Такие отношения с очаровательной мисс Сандерсон были ему более по душе.

— Он останетесь здесь, Кэтрин. На этот раз не спорьте со мной.

Кэтрин эта фраза напомнила Констанцию, которая не раз делала ей подобные замечания. Она промолчала и вышла из комнаты.

По настоянию графини Кэтрин получила жалованье за полгода вперед и теперь могла гордиться своими двумя новыми платьями. Для официальных светских приемов они явно не годились, но для деревенского ужина подходили вполне. Абигейль, молоденькая горничная, взятая из деревни, вызвалась помочь Кэтрин переодеться для вечера. С первых дней появления Кэтрин в Мертонвуде девушка с удовольствием выполняла обязанности камеристки красивой воспитательницы.

— Я не пойму, что за суматоха поднялась из-за этого, — сказала она сварливо.

Абигейль разузнала, что граф затеял целое застолье, не меньше чем из пяти блюд. Кэтрин это совсем не устраивало, и долгий ужин с графом не прельщал ее.

Горничная умело разделила ее густые волосы на локоны и уложила их на затылке. И только решительные протесты Кэтрин помешали ей напудрить волосы по моде, ушедшей в небытие уже несколько десятилетий назад. В конце концов к пучку добавились красиво ниспадающие на виски прядки и черепаховый гребень — единственная ее ценность, — принадлежавший ее матери, который остался у Кэтрин потому, что лежал не в саквояже, а в сумочке, которую она в Лондоне не выпускала из рук. Гребень украшали крошечные изумруды, что делало его в глазах Кэтрин излишне роскошным для обычного ужина но, охая и ахая, Абигейль все-таки уговорила ее.

Зеленое шерстяное платье с облегающим лифом и широкой юбкой Кэтрин нравилось. Но за последнее время Кэтрин немного поправилась, и платье стало тесновато. Абигейль одергивала и поправляла уже надетое платье, но это ничего не меняло. Кэтрин оглядела себя. На лифе образовалось множество мелких складок, а темно-зеленая материя делала их слишком заметными. Вдобавок платье оказалось длинноватым. Но ни времени, ни желания что-то исправить у Кэтрин не было.

— Это платье мне слишком тесно, Абигейль, — сказала она, отворачиваясь от зеркала и безуспешно поправляя лиф. — Я не могу надеть его, и мы ничего не можем уже исправить.

— Не беспокойтесь, мисс Кэтрин. Вы можете накинуть шаль, и граф ничего не заметит, — заверила горничная. У Абигейль даже изменилось лицо при упоминании графа. Она уже заранее нервничала, но Кэтрин мнение графа не беспокоило. Ее смущало, что тесное платье обтянуло и приподняло ее грудь, и соски четко выделялись под мягкой тканью. Как она будет сохранять самообладание, зная об этом!