Превратности судьбы - [16]

Он был на дюйм или два выше мистера Фолкона и чуть тоньше. У него были черные вьющиеся волосы. Выражение лица отличалось от портрета, потому что он не улыбался. Но ошибки не было: те же глаза, узкий подбородок, те же скулы. На нем была теплая овечья куртка и узкие брюки для верховой езды, заправленные в кожаные сапоги.

Я встала и подошла к решетке, сняла шляпу и произнесла дрожащим голосом:

— Добрый день, сэр.

Он был удивлен, и, казалось, приятно удивлен, потому что глаза сразу засмеялись и уголок рта приподнялся в полуулыбке, и на мгновение он стал полностью похож на свой портрет.

— Господи! Девушка!… Англичанка! — воскликнул он. У него был низкий ленивый голос. — Какого черта ты здесь делаешь? Зачем ты надела это дурацкое платье?

— Я всегда так хожу, сэр. Я здесь живу. Я хочу сказать, я живу в деревне, недалеко отсюда. — Я почувствовала, что краснею. — Я здесь в тюрьме, потому что хотела украсть золотую брошь, а мастер поймал меня.

Он усмехнулся.

— Не повезло. Хотя я бы не сказал, что ты похожа на девушку, которая привыкла к украшениям.

— Нет, сэр. Я украла не для того, чтобы носить эту брошь, сэр.

— Нет? — глаза смеялись надо мной, голос — тоже. — Тогда для чего? Расскажи свою историю.

Я смутилась:

— Что вы имеете в виду, сэр? Какую историю?

— Что я имею в виду? Зачем ты украла брошь?

— Ах, потому что мне нужно кормить детей в миссии, а у нас не осталось ни еды, ни денег. «Гильдия» наказала меня за то, что я просила милостыню, они поколотили меня. Мне ничего другого не оставалось, как воровать.

Он просунул руку между прутьями. Я оцепенела и не могла пошевелиться. Он прикоснулся к моему подбородку, но совсем не грубо, и повернул голову так, чтобы свет падал мне на лицо. Я медленно, про себя, сосчитала до тридцати, пока он меня изучал. После первого потрясения я пришла в себя, осмелела и смогла посмотреть ему в глаза.

Наконец он весело сказал:

— Я могу отличить мошенника с первого взгляда. Ты не такая. Примите мои извинения, мэм! — Так странно слышать, что старший, да еще мужчина, приносит тебе свои извинения, да еще называет тебя «мадам». От смущения я лишь смогла кивнуть в ответ. Он отпустил меня и сказал: — От тебя я впервые за долгое время услышал английскую речь, прямо — бальзам на душу. Придвинь табурет поближе и поговори со мной. Не возражаешь?

— Нет, конечно нет, сэр! Но я не очень сильна в искусстве беседы. Так мисс Протеро говорит.

— Не думаю, что мисс Протеро — кто бы она ни была — назвала бы меня искушенным в таком тонком деле, — серьезно сказал он. — Так что, мы подходящая парочка. — Он придвинул свой табурет к решетке, я сделала то же самое, и мы сели рядом в сгущающихся сумерках. Все мне казалось ненастоящим, и я хотела, чтобы все так и оставалось, потому что это, похожее на сон, ощущение было не таким страшным, как реальность.

— Нам следует представиться друг другу, — сказал он. — Николас Сэбин, искусен во многих ремеслах, надолго нигде не задерживаюсь.

— Люси Уэринг из миссии в Цин Кайфенг.

— Здравствуйте, мисс Уэринг.

— Здравствуйте, мистер Сэбин.

Мы вежливо пожали друг другу руки через прутья решетки, и я спросила:

— Какую тему желаете выбрать для разговора, сэр?

— Дайте подумать. — Он задумчиво потер подбородок. — Может быть, начнем с вас, Люси? Могу я называть тебя Люси?

— О, да… конечно. Пожалуйста.

— Благодарю. Отлично. Расскажи мне о себе, Люси, и о мисс Протеро, и о миссии.

Совсем просто! Я боялась, что он начнет обсуждать со мной пьесы Вильяма Шекспира или книги мисс Остин. Я начала рассказывать ему о себе, стараясь быть краткой, но он перебивал меня, задавая вопросы, и мы проговорили почти час. Когда мы, наконец, замолчали, он подпер рукой подбородок и просидел так, не говоря ни слова, уставившись в каменный пол, довольно долго. Мне было жаль, что он молчит, потому что в тишине я снова вспомнила Юлан и девочек, и бедную мисс Протеро, и что меня ожидает.

Я решилась:

— Надеюсь, с моей стороны не будет большой бестактностью спросить вас, мистер Сэбин, за что вас посадили в тюрьму?

— Хм? — Он был где-то далеко. — А-а-а… я приехал в Китай, чтобы кое-что отыскать, и вот, пытаясь это кое-что отыскать, я совершил грубую ошибку. Мандарин Хуанг Кунг серьезно оскорблен. Не надо принимать это близко к сердцу. — Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, но сумерки были уже такие густые, что мы могли лишь улавливать смутные очертания друг друга. — Твоя мисс Протеро умирает. Дети скоро начнут голодать. А ты — здесь, в тюрьме. Что же теперь будет?

— Я надеюсь, мое дело решится завтра и меня высекут плетьми. Но… — я слышала, как мой голос предательски задрожал, как я ни старалась говорить спокойно, — но мне страшно, потому что мне могут отрубить руку.

Даже в полутьме я увидела, как в его глазах вспыхнул огонь, который испугал меня. Глаза больше не смеялись, теперь это были глаза дьявола, который до поры до времени прятался за веселым смехом. По спине у меня пробежали мурашки, и мне показалось, что мои волосы встали дыбом. Мистер Фолкон сказал, что этот человек опасен. Теперь я этому верила. Даже за каменными стенами и железными прутьями он был опасен. Он излучал опасность.