Превратности любви - [17]

– Надо распаковать сумку, – внешне невозмутимо молвила она и поставила пустой бокал на столик. Но вещей было до обидного мало, и через десять минут Линн осталось разобрать только туалетные принадлежности.

Взяв косметичку и новую ночную сорочку, она отправилась в ванную комнату, машинально включила воду, разделась, встала под душ. Она была как сжатая пружина. И боялась, что не выдержит.

Теплые потоки струились по плечам, груди, спине. Линн всегда любила воду, она ее всегда успокаивала, но не сейчас. Она тянула время, несколько раз намыливалась, потом не торопясь ополаскивалась. Однако нельзя же вечно принимать душ. Обсушив тело полотенцем, Линн облачилась в новую сорочку. Сделанная из дорогого тончайшего шелка, она вряд ли подходила новобрачной: умеренно длинная, с рукавами, с закрытым воротом. Распустив волосы, Линн расчесала их и только потом посмотрела в зеркало. В нем отражалось бледное личико с печальными глазами. Тоже мне, невеста! Не дашь и семнадцати лет! Девочка-подросток…

О нет, нет, я не смогу! Линн сжала края раковины так, что пальцы побелели, судорожно вздохнула, собираясь с духом, и наконец вышла. Она направилась сразу в спальню, чуть помедлив на пороге, увидев вызывающую белизну брачного ложа, и только потом заметила Димитра. Он уже снял пиджак, галстук, расстегнул рубашку. Посмотрел на жену и он.

– Я ненадолго, – сказал Димитр, направляясь в ванную.

– Сколько угодно, – повела плечами Линн и про себя добавила: хоть на всю ночь, хоть на всю жизнь.

Дверь за ним закрылась, зашумела вода. Девушка бесцельно побродила по номеру, потом встрепенулась – одеться бы, рвануть вниз, схватить такси и… Что? Ничего. Представляю, как он будет смеяться.

В ванной комнате стало тихо. Линн зажмурилась, потом медленно открыла глаза. Скажи ему правду, скажи, советовал внутренний голое. Как же, поверит он! Вот чем кончаются игривые, провокационные намеки… А ведь у нее нет никакого опыта.

Боковым зрением она заметила какое-то движение, вздрогнула и резко оглянулась. На пороге спальни стоял Димитр. Его наготу скрывало только небрежно повязанное на бедрах полотенце. Выглядел он потрясающе: широкие плечи, ровный загар, крепкие мускулы, ровный ковер темных волос на груди, тонкая талия, бедра узкие, длинные ноги. Линн непроизвольно закусила губу, беспомощно ощущая поток сладкой истомы, охвативший тело. Черт побери, да она столько раз видела его в бассейне… Почему это проклятое полотенце так возбудило ее? А сердце, замерев на мгновение, уже неслось с бешеной скоростью… Непроницаемые мужские глаза следили за ее выразительным личиком, читая все ее чувства, за тонкой жилкой на шее, которая билась и билась. Вдруг Линн будто ножом резануло: ведь он безразличен ко мне! Я проиграю в любом случае, даже если убегу. Мне нечего выигрывать.

Тем не менее, как бы ни хотелось ей исчезнуть, что-то подтолкнуло ее сделать следующий шаг. Вызов ведь брошен. И если она останется безответной в его объятиях, то тяжесть потери будет не такой страшной. Утешение слабое, но пока единственное.

Линн горделиво подняла голову и смело взглянула супругу в лицо.

– Ну что, раньше начнем – раньше закончим?

Неужели он почувствовал, чего стоят ей эти слова? Бровь у него взметнулась.

– Раз-два и пошел? Это не в моем вкусе, – вкрадчиво заметил Димитр.

Эти слова, особенно их интонация, ее испугали. Вдруг темные глаза на какую-то долю секунды вспыхнули, теплые ладони легли на ее щеки.

Димитр наклонился и мягко коснулся ртом мягких, дрожащих девичьих губ. И все покатилось.

Каждая – частичка ее тела отозвалась на его чувственный призыв. Линн тихо застонала, в отчаянии осознав, что женское естество не подвластно разуму. Она хотела бы остановить свое тело, хотела заглушить желание, но вместо этого обвила руками его шею. Плоть была сильнее ее, она требовала своего.

Димитр медленно провел руками вдоль гибкого стана, скользнул под шелковый занавес, сжал ягодицы, оторвал от них руки и наконец накрыл ладонями груди, которые тут же ответили ему затвердевшими сосками. Они заявили о себе, претендуя на большее. Когда дыхание ее стало частым, прерывистым, шелковый пеньюар уже лежал у ее ног кремовым облачком.

Какая сила заставила Линн стоять нагой перед этим мужчиной, если стыдливость кричала о себе? Но девушка не шевельнулась, когда он гладил ее груди, коснулся мягкой поросли в уголке бедер. Глаза Линн заволокло туманом, настолько потряс ее восторженный взгляд его пылающих глаз.

Димитр склонился к своей юной жене, и она тихо ахнула, когда он впился ртом в нежную ямку под ключицей. Такой фонтан сладострастия взметнулся в ней, что она опять застонала. Тело буквально таяло в огне вожделения, наполнилось такой неземной негой, что становилось страшно.

Линн хотела кричать, когда он поднял ее и перенес на кровать, хотела, но не смогла – само его тело завораживало ее.

Медленно, как бы нехотя, Димитр поднял руку, проводя пальцами по груди, по плечам, по животу, то и дело «спотыкаясь» о соски, задерживаясь на них, потом скользнул рукой ниже, в шелковистые заросли, замер и снова коснулся груди.

Самообладание давно покинуло Линн. Она пылала, изгибалась под его руками, но он удерживал ее за плечи. Внезапно девушка ощутила на шее его влажные губы. Теперь Димитр навис над нею и целовал груди. Линн вскрикнула, когда он мягко схватил зубами бугорок соска и начал бесстыдно посасывать и покусывать, доводя ее до исступления, до животного стона, вызванного сладким сочетанием сладострастия и боли. Ласки превратились в пытку, но в пытку вожделенную… Линн не подозревала, что это у нее из горла вырываются сдавленные, хрипловатые полувздохи-полустоны; его рот спускался все ниже, замер у горячего лона, язык начал осваивать новые территории. Все исчезло для Линн, осталось одно желание, которое смело все предрассудки, все условности. Женщина извивалась змеей, ища насыщения алчной своей плоти.