Превращения любви - [45]
Когда Филипп вернулся, я пыталась повторить ему эту страстную защиту, но он улыбнулся и был так нежен со мной, что я сразу забыла о его письме. День нашей свадьбы был назначен, и я чувствовала себя безгранично счастливой.
Мои родители приехали к дню свадьбы. Филипп произвел на них довольно хорошее впечатление. Ему также понравилась холодная ирония моего отца, и он сказал мне, что в суровости моей матери есть какая-то чисто французская поэзия. Моя семья была удивлена, что мы не отправляемся в свадебное путешествие. Я очень хотела бы поехать с Филиппом. Увидеть с ним вместе Италию или Грецию было бы для меня большой радостью, но я чувствовала, что он против этого, и не настаивала. Я понимала, что он переживает, но мои родители непременно желали, чтобы был в точности соблюден «церемониал счастья», и моя мать в день нашей свадьбы предсказала опасное будущее моей семейной жизни.
— Не показывай мужу, — сказала она мне, — что ты слишком любишь его, иначе ты погибла.
Я пожала плечами и ответила сухо:
— Я сама позабочусь о своем счастье.
VI
Первые три месяца нашей совместной жизни остаются для меня самым гармоничным из всех моих воспоминаний. Бесконечная радость жить с Филиппом. Медленное раскрытие любви. Согласие тел. Тонкая деликатность его доброты, его нежная предупредительность. Как все казалось мне чарующим и легким с тобой, Филипп! Мне хотелось устранить из твоей памяти все грустные воспоминания, доставить тебе все радости, сесть у твоих ног, целовать твои руки. Я чувствовала себя такой молодой. Все прошлое отошло вдаль: суровое детство, тяжелая работа на войне, душевное смятение одинокой женщины. Я обо всем позабыла. Жизнь была так прекрасна.
Мы провели эти первые три месяца в Гандумасе, который я очень любила. Мне хотелось узнать этот дом, этот парк, где вырос Филипп. Филипп — маленький ребенок, Филипп — мальчик, я думала об этом со страстной и в то же время материнской нежностью. Моя свекровь показывала мне его фотографии, школьные тетради, пряди волос, срезанные с его головы и сохраненные ею. Я нашла ее разумной и интеллигентной женщиной. У нас было много общих вкусов и одинаково нежный и тревожный страх перед Филиппом, который был не совсем тем человеком, какого она воспитала.
Она говорила, что влияние на него Одиль было глубоко и не очень благотворно.
— Никогда до брака, — говорила она, — вы не увидали бы Филиппа беспокойным или нервным… Это был твердый, уравновешенный человек; он очень интересовался своими книгами, своей работой и был похож на отца, который прежде всего был рабом своего долга. Под влиянием жены Филипп сделался гораздо более… причудливым. О! Это только на поверхности, натура его не изменилась, но все-таки я не удивлюсь, если первое время вам будет с ним немного трудно.
Я вызвала ее на разговор об Одиль. Она до сих пор не простила Одиль, что та сделала Филиппа несчастным.
— Но, мама, — говорила я ей, — он обожал ее, он любит ее даже теперь; это значит, что все-таки она дала ему кое-что.
— Я думаю, — отвечала она, — что с вами он будет гораздо счастливее, и заранее благодарна вам за это, милая Изабелла.
У нас было с ней несколько разговоров, которые со стороны должны были производить очень странное впечатление, так как я защищала перед ней мифическую Одиль, созданную Филиппом, и через него воспринятую мною.
— Вы удивляете меня, — говорила мне свекровь. — Выходит, что вы знаете ее лучше, чем я, а между тем вы никогда в жизни не сказали с ней ни слова… Нет, уверяю вас, я не питаю к бедной малютке ничего, кроме чувства большой жалости, но все-таки надо же говорить правду; я описываю ее вам такой, какой я ее видела.
Время неслось со сказочной быстротой: мне казалось, что жизнь моя началась со дня моего замужества. Филипп утром, прежде чем уйти на завод, выбирал для меня книги. Некоторые из них, философские в особенности, были для меня мало доступны, но как только речь заходила о любви, я читала их с захватывающим наслаждением. Я переписывала в маленькую тетрадку фразы, подчеркнутые Филиппом, и пометки, сделанные карандашом на полях.
Около одиннадцати часов я отправлялась в парк. Я очень любила сопровождать мою свекровь в город-сад, устроенный ею в память покойного мужа на склонах близлежащих холмов. Это была группа чистеньких, очень гигиеничных домиков, которые Филипп находил некрасивыми, но которые были очень комфортабельны и удобны. Г-жа Марсена поместила в центре этой деревни целый ряд общественных учреждений, которые меня интересовали. Она показала мне школу домоводства, больницу, ясли. Я помогала ей. Опыт, приобретенный на войне, теперь пригодился мне. Впрочем, я всегда имела склонность к организации и к порядку.
Бывать с Филиппом на заводе также доставляло мне большое удовольствие. Через несколько дней я вошла в курс его работы. Это занимало меня; я любила садиться в кресло против него в конторе, заваленной грудами бумаги всех цветов, читать письма от столичных газетных и книжных издателей, слушать разговоры с рабочими. Иногда, если в конторе никого не было, я садилась к Филиппу на колени, и он целовал меня, поглядывая украдкой на дверь. Я с радостью замечала, что он почти постоянно испытывал влечение к моему телу. Стоило мне оказаться поблизости от него, как он обнимал меня за плечи, за талию, я обнаруживала неожиданно для себя, что подлинным Филиппом был Филипп-любовник, и столь же неожиданно открывала в себе самой сладостную чувственность, о которой раньше не подозревала и которая ярко окрашивала теперь всю мою жизнь.
В «Письмах незнакомке» (1956) Моруа раздумывает над поведением и нравами людей, взаимоотношениями мужчин и женщин, приемами обольщения, над тем, почему браки оказываются счастливыми, почему случаются разводы и угасают чувства. Автор обращает свои письма к женщине, но кто она — остается загадкой для читателя. Случайно увиденный женский силуэт в театральном партере, мелькнувшая где-то в сутолоке дня прекрасная дама — так появилась в воображении Моруа Незнакомка, которую писатель наставляет, учит жизни, слегка воспитывает.
Одилия и Изабелла – две женщины, два больших и сложных чувства в жизни героя романа Андре Моруа… Как непохожи они друг на друга, как по-разному складываются их отношения с возлюбленным! Видимо, и в самом деле, как гласит эпиграф к этому тонкому, «камерному» произведению, «в каждое мгновенье нам даруется новая жизнь»…
«Фиалки по средам» (1953 г.) – сборник новелл Андре Моруа, прославивший писателя еще при жизни. Наверное, главное достоинство этих рассказов в том, что они очень жизненны, очень правдивы. Описанные писателем ситуации не потеряли своей актуальности и сегодня. Читатель вслед за Моруа проникнется судьбой этих персонажей, за что-то их жалеет, над чем-то от души посмеется, а иногда и всерьез задумается.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Андре Моруа, классик французской литературы XX века, автор знаменитых романизированных биографий Дюма, Бальзака, Виктора Гюго, Шелли и Байрона, считается подлинным мастером психологической прозы. Однако значительную часть наследия писателя составляют исторические сочинения. В «Истории Англии», написанной в 1937 году и впервые переведенной на русский язык, Моруа с блеском удалось создать удивительно живой и эмоциональный портрет страны, на протяжении многих столетий, от неолита до наших дней, бережно хранившей и культивировавшей свои традиции и национальную гордость. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Андре Моруа (1885–1967) — выдающийся французский писатель, один из признанных мастеров культуры ХХ века, член французской Академии, создал за полвека литературной деятельности более полутораста книг.Пятый том «Собрания сочинений Андре Моруа в шести томах» включает «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (части I–VII), посвящен великому французскому писателю-романтику, оставившему свой неповторимый след в истории мировой литературы.Продолжение романа «Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго» (части VIII–X) вошло в шестой том.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.