Превосходящими силами - [30]

Пашка попал. 20-миллиметровая пушка «Швак» не оставила живого места в «мессере». «Братцы-акробатцы» промахнулись. Немецкие летчики, вышедшие из-под огня, оказались втянуты в бой.

Трое против троих. Начались гонки. «Мессер» вниз, влево и резко вверх, но и Осадчий не лыком шит, успевал повторять маневры «ведущего», изредка постреливая короткими пулеметными очередями. Немец, сделав «горку», провалился в глубокое пике и, оставляя дым работающего в форсажном режиме мотора, попытался оторваться, но не тут-то было. Павел немного сбавил обороты двигателя, вышел чуть раньше из пике и, выждав секунду, в момент, когда немец стал тоже выходить из пике, врезал из всех стволов. Дымные трассы пушечных снарядов пересекли путь «мессера». При выходе из пикирования самолёт испытывает огромные перегрузки. Он весь напряжен, как натянутый лук. И вот в него вошли бронебойно-зажигательные трассирующие снаряды, ломая лонжероны, силовые шпангоуты, несущую обшивку. «Мессер» развалился, словно карточный домик, даже не успев вспыхнуть, и по частям рухнул на землю.

Павел, резко потянув ручку на себя, вздернул ЯК к небесам и, крутя головой по сторонам, попытался высмотреть своих ведомых. Один из «братцев-акробатцев», Санька, гнал немца на юг, непрестанно стреляя. Противник не маневрировал, пытался оторваться за счет скорости. Второй, Лешка, вертелся в «карусели» еще с одним «мессером».

Карусель – это когда два противника в вираже пытаются зайти друг другу в хвост. Но чем больше скорость, тем больше радиус виража, и противник за счет меньшего пройденного пути оказывается на хвосте. Поэтому здесь роль играет не только скорость, движение, но и маневренность самолета, и способность летчика терпеть перегрузки. Самые лучшие «виражные» самолеты тех времен – И-16 («ишачки») и И-153 («чайки»). А ЯК-1 по характеристикам был точь-в-точь как БФ-109, поэтому и крутился Лешка, пока Павел не подоспел.

Осадчий снизу атаковал «мессер». Попал, потом, поднявшись под плоскостью карусели, сделал «горку» и уже вверху обрушил новый пушечный град на врага. Тот, густо задымив, вывалился из виража и оказался в прицеле у Лешки. Трассы, трассы, лохмотья обшивки.... И вот «мессер» вошел в свое последнее пике.

Только после этого на Пашку обрушился гомон радиоэфира: поздравления со штурмовиков и вопросительные вопли с аэродрома. Только после этого он увидел самолет Саньки, который добил-таки своего фашиста. Доложил начальству, как положено, результаты боя, и ЯКи, заняв свой эшелон на восьми тысячах, стали ждать замены. Когда прилетело новое звено, тройка истребителей, расстреляв по немецкой колонне оставшиеся снаряды и часть пулеметных патронов, полетела домой рисовать звездочки. «4:0» в нашу пользу.

Так и есть, ловушка. «Быстроходный Гейнц» бесстрастно констатировал этот факт. Сначала самолеты-разведчики, потом пропадающие танковые группы, высланные вперед. А теперь – все усиливающиеся бомбежки с воздуха. Гудериан с усмешкой вспомнил предвоенные споры военных теоретиков Запада о том, что важнее: танки, самолеты или артиллерия. Доктрина Дуэ: авиация может решить ход войны. Выдолбить противника, разрушить его экономику и транспорт, пока войска противника будут штурмовать линию Мажино. А танки ее обошли, смяли все аэродромы, и нет доктрины Дуэ. А я, старый дурак, свято уверовал в силу танкового удара. И вот мои танки без воздушной разведки сделались не бронированным кулаком, а растопыренными пальцами, которые цитенменьши отрубают по одному и бомбят уже второй день запястье. А мы со своими танками по старой привычке ищем прорехи в обороне, и наверняка красные своими заслонами, которых мы избегаем, как волки флажков, загоняют нас во что-то очень и очень страшное.

Он еще раз взглянул на карту. «Похоже, меня загоняют западнее Бухареста и в сторону от нефтяных полей Плоешти. Хорошо. А мы круто повернем на восток, сломаем барьеры, порвем флажки. Для чего только?»

– Ахтунг, флюгцойг, – передали спереди.

Танки уже без команды, наученные, стали покидать пыльную грунтовку, въезжать в кукурузные заросли. «Толку-то?» – подумал «Быстроходный Гейнц». Сейчас мы все как на ладони. И снова, как полчаса назад, – ад.

Тяжелые двухмоторные пушечные истребители русских входили в пике и открывали огонь. Их снаряды легко, как бумагу прошивали верхнюю танковую броню.

На высоте примерно в полкилометра, куда практическая не добивали пехотные пулеметы, они, выходя из пикирования, сбрасывали бомбы, поднимались повыше, и снова все повторялось. Иногда, тоже с больших высот, сбрасывали десятки бомб двухмоторные бомбардировщики, оставляя полосы выжженной, продырявленной воронками земли.

«Все, – решил Гудериан, – пусть темп движения падает, черт с ним. Отныне передвигаться будем по ночам. Днем будем отсиживаться в лесах, замаскированные выше крыши».

Когда самолеты Красной Армии ушли за очередной порцией бомб, Гудериан приказал колонне повернуть на полевую дорогу, ведущую в лес, расположенный на холмах, обступающих равнину с трех сторон. Но едва первые танки в сопровождении мотоциклистов вступили под сень многолетних дубов, гулко забахала противотанковая пушка русских, отрывисто застучали пулеметы. Справа, словно стая голодных поджарых волков, ломая двухметровую кукурузу, из леса выскочило около десятка БТ, знакомых Гудериану ещё с Польши. Они стремительно плыли сквозь зелено-желтое море параллельно дороге, на которой вмиг застыла маленькая армия «Быстроходного Гейнца», и их пушки били не по танкам! Они били по грузовикам и бензовозам! Отстрелявшись, довернули правее и скрылись вдали. Без потерь!