Претерпевшие до конца. Том 1 - [137]

– Спасибо вам, – тихо сказала генеральша. – Не за это, – кивнула на гостинцы. – За то, что не примирились… Знаете, мой муж говорил, что гибель в бою – не поражение. Но мир с врагом, мир неправедный – вот, подлинное поражение. Пока мы противостоим злу, неправде, беде – мы живы. И не побеждены. Но когда устанем от этого противостояния, и опустим руки, и примиримся, то погибнем. Лишимся своих душ…

Глухо и мерно звучал надтреснутый голос. Даже в этой манере говорить – спокойно, плавно – было огромное достоинство, восхищавшее Никиту.

– Аделаида Филипповна, я хотел предложить вам перебраться к нам. Здесь вы живёте в ужасных условиях, среди ужасных людей. А у нас вы будете окружены заботой и вниманием.

– Милый Никита, – генеральша улыбнулась с ласковой грустью, – я очень благодарна вам за ваше предложение, но принять его не могу.

– Почему?

– Потому что здесь мой дом. Понимаете? Я родилась под этой крышей. Я прожила под ней всю жизнь. Здесь я впервые увидела своего будущего мужа. Здесь родились оба моих сына… Здесь вся моя жизнь. В этих стенах… И что бы ни было, я не покину их. Это последнее, что у меня осталось.

Никита понимающе кивнул. Прежде чем пить чай, он помог генеральше прибраться и принёс воды, чтобы ей можно было лишний раз не ходить в кухню, терпя унижения от жильцов. Кое-кого из них Никита успел увидеть: злобную бабу, развешивавшую в коридоре бельё, отпаренное в кухне, троих щуплых детей, гонявшихся за тощей кошкой, но не преминувших вслед за матерью обозвать его буржуем, толстого еврея, возмущавшегося духотой и вонью, вызванной паркой белья… И как только жила несчастная старица в этом вертепе?

За чаем Аделаида Филипповна подала ему ключ и искусно выполненную фарфоровую статуэтку молодой китаянки:

– Вот, возьмите, Никита. Это ключ от моей комнаты. На всякий случай… Мне бы не хотелось, чтобы всё это, – она обвела вокруг рукой, – растащили мои соседи. Вы знаете, где что хранится, знаете, как дороги мне эти вещи… Я не прошу вас хранить их все, но заберите, когда меня не станет. Я знаю, что вы не распорядитесь ими худо… А эту вещицу возьмите сейчас. Она ценная… Муж говорил, что это очень редкая работа известного китайского мастера. Оттуда он и привёз её когда-то. Продайте её какому-нибудь коллекционеру… И не перечьте, пожалуйста! Это мой вам подарок.

При упоминании коллекционеров Никиту передёрнуло. Какие теперь коллекционеры? Нынешний коллекционер – обычный мародёр. Свою коллекцию он составляет, за кусок хлеба, за копейки «покупая» у умирающих от нужды людей бесценные шедевры. Не брезговал подобным «коллекционированием» и литератор Толстой.

С некоторых пор в такого рода сделках появились посредники, пользующиеся доброй репутацией люди, которым отдавались на реализацию ценные вещи. Посредничеством нередко занимались дворяне, считавшие для себя невозможным поступить на государственную службу и вынужденные поэтому хвататься за любую работу. Такие сделки были рискованны, так как, по декрету, драгоценности подлежали сдаче государству. Но это не мешало им широко практиковаться.

Пробовал и Никита заняться этим делом, последовав совету Георгия Осоргина, одного из наиболее уважаемых посредников, но… Стоило пару раз посмотреть на рожи новоявленных «коллекционеров», и не выдержала душа. Какая-нибудь благородная старица отдаёт последнюю семейную реликвию, оплакивая её, а откормленная свинья в дорогом костюме швыряет небрежно гроши и ещё считает себя благодетелем! Железные нервы нужны, чтобы стервятникам этим не выгрузить все о них помышляемое. И им-то в грязные лапы подарок Аделаиды Филипповны отдать?..

– Если это подарок, то их не продают. Я сохраню его.

Благодарная улыбка тронула сухие губы старицы:

– Мне так жаль, что я уже столь немощна, что никому ничем не могу помочь…

Простившись с Аделаидой Филипповной, Никита посчитал оставшуюся в кармане мелочь. Блазнило по полуденной жаре наведаться в «Левенбрей», освежиться кружкой холодного пива. Поразмыслив немного, он направился к пивной, миновав по пути редакцию «Крокодила», вход в которую украшала вывеска с зелёным, зубастым страшилищем, держащим в лапе вилы. Правда, в сравнении с человекообразными на советских плакатах крокодил выглядел ласковым и дружелюбным. Может, поэтому он так нравился двухлетнему Митеньке, приходившему в восторг от вида рептилии?

Народу в пивной в этот час было немного. Взяв кружку, Никита сел у стены, погрузившись в невесёлые мысли. Внезапно смутно знакомый голос произнёс:

– Рад видеть вас в добром здравии, Никита Романович.

К столику подошёл пожилой человек, сильно припадавший на ногу и опирающийся на палку. На нём был неприметный наряд: брюки, стоптанные до дыр сапоги, мужицкая рубашка с поясом, за плечом – вещмешок. Знакомый незнакомец небрежно бросил на стол кепку, обнажив густую, белоснежную, как и его аккуратная борода, шевелюру.

– Не узнаёте?

Узнать мудрено было. Но по голосу, по цепкому взгляду тёмных глаз…

– Арсентьев?..

Служили вместе ещё в Великую. Образцовый офицер, всё ещё ходивший в капитанах, хотя по летам и качествам – должен был полковничий чин носить.