Она, как облеченный властью сержант новобранцам, приказала приготовить стол, тщательно его почистить и принести дюжину факелов. Когда походный операционный стол был готов, она сняла с Тайкира всю одежду, совершенно смутив мальчика и ужаснув монаха, который пробурчал с обидой:
— Это непристойно для женщины.
— Послушай, младший братик, что у тебя есть или чего у тебя нет ниже пояса, здесь не имеет ни малейшего значения. Ты же не хочешь расстаться с ногой, правда?
Он слабо кивнул.
Рейн погладила его по голове. Бог мой, он еще совсем мальчик. Ему бы наслаждаться жизнью, а не участвовать в бессмысленной бойне. Она вздохнула с неожиданным смирением. С десятого века и до наших дней эти вещи совершенно не изменились. Все последующие войны были не менее бессмысленны, чем эта.
Рейн решила не накладывать жгут выше раны, как обычно делается перед операцией, но внимательно осмотрела открытую рану, чтобы определить глубину разреза. Мышцы были повреждены не слишком сильно, но некоторые сосуды нужно было сшить, и чем скорее, тем лучше, чтобы они остались гибкими и нога работала. В нормальных условиях и то на такую операцию потребовалось бы несколько часов. Сможет ли Тайкир вытерпеть боль?
Рейн осмотрела свое медицинское снаряжение. Конечно, обезболивающего у нее не оказалось. Самыми сильными болеутоляющими были дарвон и кодеин, да и то немного. Лучше бы использовать их после операции. Может, положиться на алкоголь, чтобы притупить у Тайкира болевые ощущения? Недопустимо! Она убьет своего брата.
Обдумывая другие возможности, Рейн вдруг вспомнила… Попробовать или нет?
Доктор Чен Ли, ее коллега в больнице, несколько лет назад обучал ее акупунктуре как альтернативе традиционному обезболиванию, но она никогда еще не пробовала пользоваться этим способом самостоятельно. Рейн тяжело вздохнула и приняла решение.
— Селик, ты можешь найти несколько длинных, очень острых иголок?
Он кивнул.
— Принеси все, какие сможешь найти, и проследи, чтобы их хорошенько прокипятили.
Он насупился от ее командирского тона, но милостиво отложил выговор на другое время. Когда все было готово, она приказала:
— Всем выйти из шатра!
— Нет. Мы останемся, чтобы быть свидетелями твоей жестокости, — запротестовал лекарь.
— Мальчика нужно крепко держать, — доказывал один из мужчин.
— Может быть, она колдунья? — предположил другой.
— Селик, — взмолилась Рейн, — если все пойдет хорошо, то не будет необходимости держать Тайкира.
Селик прислушался к ее словам и нашел компромисс.
— Отец Седрик и я останемся наблюдать за ее работой. Остальные будут стоять снаружи и, если понадобится, мы их позовем.
— Хорошо. Но если вы оба остаетесь, мойте руки.
— Женщина требует слишком многого, — захныкал отец Седрик.
— Селик, для моего брата опаснее заражение, чем сама рана. Грязь и гнилая кровь полны бактерий. Для открытой раны это убийственно.
Сначала Селик рассвирепел из-за ее упрямства, но потом увидел умоляющий взгляд Тайкира и сказал лекарю:
— Мы сделаем так, как она просит. Ничего страшного.
Они вышли из палатки мыться, поскольку Рейн добавила, что все должны особенно тщательно вычистить ногти. Рейн обернулась к Тайкиру, уже почти терявшему сознание.
— Дорогой, я буду делать некоторые процедуры, чтобы снять боль. Ты ничего не почувствуешь, но не сможешь говорить, пока я буду зашивать рану. Ты доверяешь мне?
— Я должен доверять тебе, — сказал он неуверенно.
— Вот еще, Тайкир… Чтобы снять боль, я воткну в твое тело острые иголки не менее чем в десяти местах.
Его глаза удивленно расширились, но потом он неуверенно улыбнулся и сказал со смешком:
— Лучше коли меня до возвращения Селика, а то он заживо сдерет с тебя кожу. Не стоит испытывать его терпение.
Благодаря Бога за свою почти фотографическую память, Рейн мысленно вспомнила уроки доктора Ли по старинной китайской медицине. Она представила линии внутри человеческого тела и триста шестьдесят пять «входных ворот», или точек, где эти линии предположительно выходят на поверхность. Даже доктор Ли, со всем своим опытом, не ручался, что акупунктура может заменить настоящую анестезию, однако он утверждал, что острая игла, поставленная в нужную точку, воздействует на мозг так же, как настоящее обезболивающее типа эндорфина или энкефалина.
Тайкир до смерти боялся предстоящей процедуры, но храбрился. Он крепко сжал зубы и зажмурился, пока Рейн втыкала длинные иголки в разные части его тела, в том числе и в голову. Вдруг он удивленно открыл глаза:
— Это чудо! Я не чувствую боли.
Рейн с облегчением вздохнула. Слава Богу!
— Не смей! — закричали вместе Селик и лекарь, как только вошли в шатер и увидели, что она делает с иголками. Вначале Селик зашатался из стороны в сторону при виде иголок, его большое тело угрожающе наклонилось, и он чуть не упал в обморок. Но потом он схватился за Рейн и стал шептать ей самые разнообразные ругательства из-за того, что позволил ей причинить боль своему раненому другу. Тайкир остановил его:
— Не надо, Селик. Иголки убивают боль. Я ей разрешил.
Селик с сомнением посмотрел на Тайкира и наконец сказал бормочущему лекарю:
— Закрой рот или убирайся.
