Преступники-сыщики - [32]

– Именно они и послужили основой для шантажа? – осведомился Леон.

Она кивнула.

– Вся эта… история подействовала на меня самым удручающим образом. Я отказалась от работы и вернулась домой; но и это вас тоже не должно интересовать.

– И кто же шантажирует вас? – спросил Леон.

Она заколебалась.

– Тот самый мужчина. Это ужасно, не правда ли? Но он опустился на самое дно. У меня есть собственные деньги – мать оставила мне содержание в две тысячи фунтов в год. И разумеется, я заплатила.

– Когда вы видели его в последний раз?

Она явно думала о чем-то еще, поэтому не ответила. Когда же Леон повторил свой вопрос, быстро подняла на него глаза.

– В минувшее Рождество… но лишь мельком. Он не остался у нас… то есть, я хотела сказать, это случилось в самом конце… – Ее вдруг охватила паника, девушка смешалась и, едва переводя дыхание, выпалила: – Я увидела его случайно. Разумеется, он меня – нет, однако это стало для меня сильнейшим потрясением… Всему виной его голос. У него ведь всегда был замечательный тенор.

– Он пел? – предположил Леон, когда она сделала паузу, как он понял, пытаясь вернуть себе самообладание.

– Да, в церкви, – в отчаянии призналась она. – Именно там я и увидела его.

И она заговорила, торопясь и глотая слова, будто старалась не только изгнать воспоминание об этой случайной встрече из собственной памяти, но и заставить Леона забыть о ней.

– Через два месяца после этого он написал мне – на наш старый адрес в Лондоне. Он заявил, что отчаянно нуждается в деньгах, и потребовал пятьсот фунтов. К тому времени я уже передала ему больше тысячи фунтов, но у меня достало здравого смысла написать ему, что в дальнейшем делать это я не намерена. И вот тогда он поверг меня в ужас, прислав фотографию письма – одного из писем, – что я посылала ему. Мистер Гонсалес, я встретила другого мужчину и… в общем, Джон прочел сообщение о нашей помолвке.

– Ваш жених ничего не знает об этой ранней связи?

Она покачала головой.

– Нет, ничего, и не должен узнать. В противном случае все будет очень банально. Или, чтобы избежать этого, я должна позволить шантажировать себя и далее?

Из одного кармана Леон извлек клочок бумаги, а из другого – карандаш.

– Как зовут того человека? Джон…

– Джон Летеритт, номер 27, Лайон-роу, Уайтчерч-стрит. Он снимает там небольшую комнатушку, которая служит ему и спальней, и конторой. Я уже навела некоторые справки.

Леон ждал.

– И что же послужило последней каплей – почему вы пришли именно сейчас?

Она вынула из сумочки письмо, и он отметил про себя, что оно вложено в чистый конверт; очевидно, она не имела ни малейшего желания сообщать кому-либо свои настоящие имя и адрес.

Прочтя его, Леон не нашел в нем ничего необычного. В письме содержалось требование выплатить три тысячи фунтов к третьему числу месяца, в случае неполучения денег автор угрожал передать «бумаги» в «определенные руки». Как и следовало ожидать, в тексте явно чувствовался налет некой мелодраматичности, которую всякий уважающий себя шантажист средней руки почитает необходимым привнести в свое письменное творчество.

– Посмотрим, что я смогу для вас сделать… Как мне связаться с вами в случае необходимости? – спросил Леон. – Полагаю, вы не желаете, чтобы ваше настоящее имя и адрес стали известны даже мне.

Вместо ответа она извлекла из сумочки и выложила на стол стопку банкнот.

Леон улыбнулся.

– Думаю, к вопросу о плате мы вернемся, когда преуспеем в своих начинаниях. Итак, чего вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы забрали письма и, если возможно, напугали этого человека так, чтобы он больше никогда меня не побеспокоил. Что касается денег, то мне было бы намного спокойнее, если бы вы позволили заплатить вам немедленно!

– Но это против правил фирмы! – воскликнул Леон.

Мисс Браун дала ему адрес с названием улицы и номером дома, который, как он подозревал, служил лишь для переписки.

– Прошу вас, не провожайте меня, – сказала она, метнув быстрый взгляд на часики, украшавшие ее запястье.

Он подождал, пока за ней закроется дверь, после чего поднялся наверх, к своим компаньонам.

– Мне известно об этой леди столько, что я мог бы написать монографию, – заявил он.

– Поделитесь своими знаниями с нами, – предложил Манфред, однако Леон лишь покачал головой.

Тем же вечером он нанес визит на улицу Уайтчерч-стрит. Лайон-роу[11] оказался крошечным жалким переулком и едва ли заслуживал своего громкого имени. В одном из этих древних домов, которые наверняка помнили еще падение Эльзаса, на верхней площадке шаткой трехэтажной лестницы он обнаружил дверь, где красовалась свежая надпись: «Дж. Летеритт, экспортер».

Его стук остался без ответа.

Он постучал еще раз, настойчивее и громче, и услышал скрип кровати, затем раздался хриплый голос – человек пожелал узнать, кто там. Леону понадобилось некоторое время на то, чтобы убедить жильца открыть дверь, после чего Гонсалес оказался в очень длинной узкой комнате, освещенной лишь настольной лампой без абажура. Мебель состояла из кровати, старого рукомойника и грязного стола, заваленного нераспечатанными рекламными проспектами.

Он сделал вывод, что мужчине, который открыл ему дверь, одетому в заношенную рубашку и брюки, стукнуло около тридцати пяти; но выглядел он намного старше своих лет. Он был небритым, и в комнате стоял резкий запах опиума.