Преступники - [5]

— И об этом мы говорили с Ростовцевым, — сказал Баулин. — Дано распоряжение: отпускать «Росинку» по одной бутылке и только проживающим в гостинице… Насчет же «Бауроса» сделаем так. Вас, Людмила Иосифовна, — обратился он к Соловейчик, — я попрошу вместе с Орловой поехать сегодня к торговой точке и посмотреть на месте, что и как… Завтра проинформируете.

— Хорошо, — откликнулась заведующая психоневрологическим отделением.

— А потом мы подготовим свои предложения и передадим руководству «Интеграла». Кто еще хочет высказаться? — Таких не нашлось, и Евгений Тимурович решил подытожить конференцию. — Прежде чем закруглиться, скажу пару слов. Насчет летального исхода больного циррозом печени — подождем заключения патологоанатомов… Этот случай надо тщательно проанализировать. Прошу помнить одно: пусть никого не завораживает диагноз, с которым поступает к нам больной. Слово «безнадежный» мы должны забыть!.. Мы имеем дело с людьми… Надо помнить: каждый человек единствен. И бороться за его жизнь мы обязаны так, как если бы от его потери зависело будущее человечества!.. Если у нас еще бывают смертельные случаи, значит, виноваты мы, наша наука! — Баулин, помолчав, добавил: — И последнее. Хочу обратить внимание на дисциплину. Как медперсонала, так и больных. В частности — психоневрологического отделения.

Все посмотрели на Соловейчик. Та — недоуменно на Баулина. Однако он неожиданно для присутствующих закончил:

— Благодарю за внимание. Все свободны.

Участники конференции зашумели, заговорили, потянулись к дверям конференц-зала.

Рудик подошел к главврачу.

— Евгений Тимурович, есть к вам разговор.

— Пожалуйста, — сказал Баулин. — Не сейчас… Я иду к больному. Если можно — позже…

Голощапов, прежде чем уйти, напомнил профессору:

— Вы хотели со мной поехать на пасеку. Не передумали?

— Нет, конечно… Разберусь с неотложными бумагами и отправимся.

Главврач пошел к себе в кабинет. К нему зашла Соловейчик. Евгений Тимурович вопросительно посмотрел на нее.

— Вы бросили камень в мой огород, — сказала она обиженно. — Хотелось бы знать конкретно, в чем грешна.

Баулин помедлил, размышляя, стоит ли говорить о Кленовой. Вернее, стоит ли все говорить?

— Отделение у вас, Людмила Иосифовна, особое, — осторожно начал он. — По-моему, следует как-то ограничить передвижение некоторых больных…

— Позвольте, Евгений Тимурович, — возразила Соловейчик, — вы же сами рекомендовали, так сказать, вольный режим. Чтобы наши пациенты чувствовали себя как бы не в больничной обстановке…

— Все это так, — со вздохом произнес главврач. — Для их же пользы… — Он смешался. — Короче, меня насторожило поведение Кленовой.

При этом имени Соловейчик, как показалось Баулину, улыбнулась. И он рассказал о происшедшем на речке. Точнее, все, что было до его купания. Но что случилось потом — появление Рогожина и Кленовой, а также Гридасовой, — Баулин скрыл.

Завотделением внимательно выслушала и сказала:

— Случай с Кленовой, прямо скажу, уникальный. В моей практике — особый. Вы же знаете, у нее маниакально-депрессивный психоз.

— Да, я припоминаю.

— Евгений Тимурович, она отождествляет вас со своим первым мужем… Типичная картина. Первого мужа Кленовой тоже звали Женей.

«Кое-что становится понятным», — отметил про себя Баулин и спросил:

— Как она к нам попала?

— В прошлом месяце вы были в командировке… Ее привезла свекровь с письмом Всероссийского театрального общества.

— Она актриса? — уточнил Баулин.

— Бывшая балерина. — Людмила Иосифовна поправилась: — Прима-балерина… Вообще, интересный человек. Одаренная. Пишет стихи, неплохо рисует… Но с трудной, трагической судьбой.

«Не свои ли стихи прочла она там, на берегу Лавутки?» — подумал профессор, а Соловейчик продолжала.

— Вы сами знаете, прошлое психического больного — ключ к разгадке его аномалии… Чтобы понять генезис заболевания Кленовой, я запросила историю болезни… Недуг начал проявляться в переходном возрасте… Половая зрелость наступила позже обычного. Здесь и произошел надлом. Так сказать, противоречие между душой и телом… Ей казалось, что все без исключения мужчины влюблены в нее и посягают на ее честь. Она поменяла четыре театра в разных городах. Из-за нее были вынуждены искать новое место работы два режиссера и три балетмейстера. А один едва не угодил за решетку.

— Как это? — не понял Баулин.

— Кленова считала, что они пристают к ней, намекают, требуют близости… Ну и жаловалась. Устно и письменно. Беднягу, которого чуть не привлекли к суду, Кленова обвиняла в попытке изнасилования.

— Неужели не могли разобраться, что она просто-напросто больна? — воскликнул Евгений Тимурович.

— Разобраться, — усмехнулась Соловейчик. — В институте Сербского, по-моему, не разобрались, а вы хотите, чтобы это сделали директора театров, чиновники в министерстве.

— А по какому поводу Кленова попала в институт судебной психиатрии? — поинтересовался Баулин.

— О, это случай, я уверена, для Голливуда! Схватились бы за сюжет обеими руками… Неизвестно, как бы еще расширилась ее творческая география, не повстречай Кленова в поезде молоденького капитана речного флота… Оба они ехали отдыхать на юг. Случай свел их в одном купе. Кленовой тогда было тридцать пять, капитану — двадцать пять лет.