Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории - [7]

В частности, вот примечательный эпизод. В 1906 году кузен Уинстона, девятый герцог Мальборо, возмутился рецензией в газете «Дейли телеграф», разнесшей в пух и прах двухтомное сочинение Черчилля о своем отце. Весьма влиятельную газету редактировал еврей, Генри Леви-Лоусон, и оскорбленный читатель направил ему гневное письмо, а копию – Уинстону, написав при этом: «Я не позволю евреям утверждать, что члены моей семьи бесчестны, не ответив им крепче, чем они ожидают». Он добавил, пытаясь вразумить кузена: «С евреями нельзя обращаться столь же доброжелательно, как это принято между христианами». Но Черчилль не последовал его примеру. Он не внял голосу родни и даже не откликнулся, явно не желая осложнять свои отношения с еврейским сообществом Англии и сделав потому вид, будто ничего не произошло, проглотив оскорбление памяти отца и своего собственного труда (28).

А вот не менее показательный случай: в 1907 году в своем письме Черчилль поучает родную мать, предостерегая ее против включения в свои мемуары антисемитского, как ему мнилось, пассажа об одном из ведущих британских политиков лорде Гошене: «Я не думаю, что история про Гошена заслуживает опубликования. Она оскорбит не только семью Гошена, но и евреев вообще» (18–19).

Всю жизнь Черчилль неустанно стремился не просто пестовать, но и преумножать свои еврейские связи, и вся семья помогала ему в этом. К примеру, особые отношения его матери с новым королем Эдуардом VII, сложившиеся еще в бытность того принцем Уэльским, обогатили Черчилля знакомством с несметно богатым выходцем из Багдада, евреем-сефардом Реувеном Сассуном. Его племянник Филипп Сассун (в матери которого, кстати, текла кровь Ротшильдов), ставший впоследствии министром общественных работ, а там и министром авиации Великобритании, сделался довольно близким другом Черчилля и нередко принимал его в своем поместье Порт Лимн на побережье Ла-Манша.

Не только свою мать, но и жену, и сына, и дочь Черчилль старался держать в орбите дружеских, близких отношений с евреями. Характерен такой, например, эпизод из его биографии. Оказавшись после войны временно не у дел, Уинстон засел за книгу «История англоязычных народов», в которой особое внимание уделил знаменитому британскому политику еврейского происхождения Бенджамину Дизраэли, графу Биконсфилду. Работая над посвященной ему главой, он в течение нескольких месяцев жил на принадлежавшей его еврейскому другу и сотруднику Эмери Ривзу вилле «Да Пауза» на юге Франции, где по вечерам играл в свою любимую карточную игру безик с баронессой Жанной де Ротшильд, супругой венского богача Ротшильда. В работе над книгой ему помогал специально приехавший во Францию молодой еврей Морис Шок, преподаватель Университетского колледжа в Оксфорде. А в те же дни супруга экс-премьера Клементина Черчилль находилась на высокогорном швейцарском курорте Санкт-Мориц, где водила дружеское знакомство с нью-йоркским евреем Льюисом Эйнштейном (364).

Черчилль даже свою родную дочь показательно назвал Сарой, что, конечно же, не могло не вызвать одобрительной улыбки у его еврейских друзей. (Именно ей, кстати, сэр Уинстон доверит со временем зачитать его послание во время торжественного заседания в Карнеги-холле 29 апреля 1952 года по случаю четвертой годовщины независимости Израиля.) Но тут любящий отец попал в ловушку, сотворенную собственными руками, потому что семейная юдофилия Черчиллей обернулась для него неприятным сюрпризом, когда любимая дочь достигла двадцатидвухлетнего возраста.

В чем суть этого дела? Она в том, что дочь Черчилля Сара в 1936 году сбежала из дома с очаровавшим ее Виктором Оливером фон Самеком – тридцативосьмилетним евреем, дважды разведенным актером и пианистом, выступавшим на радио с комическими номерами и более широко известным под своим сценическим псевдонимом Вик Оливер. Черчиллю пришлось смириться с этим фактом. Со временем Сара вышла-таки замуж за Оливера (это был первый из трех ее браков), а Черчилль приобрел зятя-еврея. А еще два года спустя Черчилль обратился к постоянному помощнику министра внутренних дел с просьбой предоставить зятю британское гражданство. «Хотя, – пришлось признаться ему в своем ходатайстве, – первоначально я был против его брака с моей дочерью» (174–175). Но деваться политику-сионисту было некуда: ведь это все были плоды его воспитания, следствие семейной атмосферы.

История эта станет понятнее российскому читателю в своем психологическом содержании, если вспомнить, что дочь замечательного российского актера и режиссера Никиты Михалкова вышла замуж за грузина, несмотря на огорчение отца. Но кто же виноват в этом? Ведь Михалков так долго и так широко сам уверял всех в том, что русским может считаться любой, кто любит Россию… В решающий момент ему нечего было возразить против выбора дочери. Еще ближе по аналогии к черчиллевской ситуации пример академика Дмитрия Лихачева, чья дочь также вышла замуж за еврея, после чего академику пришлось по поводу и без оного делать громкие анти-антисемитские заявления, хотя никто его к тому не вынуждал…

Что ж, семейные узы – дело нешуточное. Теперь Черчилль оказался через свою легкомысленную дочь (она многое делала вопреки отцовской воле, включая выбор профессии актрисы и танцовщицы, а также склонность к алкоголю) привязан к евреям так крепко, как никогда.