Преступления и призраки - [33]

В конце войны был случай еще страннее. Может, вы даже слышали о нем, сэр, в газеты он точно попал. Как-то раз дождливой ночью на позиции британского легкого дивизиона обрушилось человеческое тело. При падении оно зацепило и сорвало с кольев несколько палаток, а само поуродовалось и разбилось так, что не сразу смогли понять: солдат это был все же не наш, сэр, а вражеский. Но как, почему, что за чудо, многие голову ломали, однако никто не угадал. Только потом, взяв нескольких новых пленных, дознались от них, что там было на самом деле. Оказывается, у русских на том участке стояла очень разномастная батарея, в которой было несколько устаревших орудий, в том числе одно – громадного калибра. А поскольку, как я уже говорил, погода той ночью была прескверная, у одного из часовых возник соблазн пересидеть ненастье где-то в укрытии. Вот он и забрался в жерло той пушки, здраво рассудив, что туда начальство не заглянет. А посреди ночи внезапно был дан сигнал тревоги, артиллеристы кинулись к орудиям – и, прежде чем пригревшийся и задремавший часовой успел сообразить, что происходит, та пушка уже выпалила. В результате несчастный парень воспарил в воздух со скоростью двадцать миль в минуту или сколько уж там.

Надо сказать, этому разгильдяю еще повезло. За сон на посту ему по-любому светил расстрел – и лучше уж так, сразу, без всякой канители…

Последнюю сентенцию ветеран произнес самым что ни на есть философским тоном.

– Должно быть, вам, человеку, столько повидавшему, нестерпимо скучна размеренная жизнь в сонном уэльском городке? – вежливо поинтересовался я.

– Сущая правда, сэр. Так и есть. Вы, сэр, угодили в самую точку. Разрази меня гром – эх, если бы мне почаще выпадал случай вот так накоротке беседовать с образованными джентльменами вроде, к примеру, вас, сэр… Да что там говорить – тогда бы я попросту был другим человеком! Раскрою вам секрет, сэр, – собеседник наклонился ко мне вплотную, дыша алкоголем. – Вообще-то я живу в Лондоне, я не так опустился, как это, может, кажется со стороны, я семейный человек – а сюда время от времени приезжаю, чтобы лечиться от пьянства. Стыдно признаться, есть у меня такой порок, сэр… И, сказать по правде, здешняя размеренная жизнь так-таки влияет на меня благотворно: в Лондоне я ни в жисть не мог заснуть, пока не промочу горло по меньшей мере пятью порциями спиртного – а тут мне и трех иной раз хватает…

– Еще по порции бренди с содовой? – спросил я.

– Благодарю, сэр. А вообще-то вы верно заметили: это тихое захолустье – не самое подходящее место для человека вроде меня, сэр, повидавшего огонь и воду… Между прочим, я вам уже рассказывал, как получил свои первые нашивки? Неужели нет? Не за военные подвиги, сэр, а за то, что мне пришлось поработать палачом. Трех человек я повесил, вот этими самыми руками. И это было дело поопаснее, чем иной раз случается на войне!

Наши три батареи тогда, это было в 1850-м, стояли на Корфу и один из офицеров, молодой такой лейтенантик, решил пройтись по горам, поохотиться. И не вернулся, сэр. Сам-то не вернулся, а собака его прибежала и ну выть да лаять, да звать за собой – разве только по-человечески не говорила! Сразу, значит, снарядили поисковую партию, и собака привела ее к неприметному овражку, где под несколькими наспех срезанными охапками папоротника и прочей травы лежал наш лейтенант, и горло у него было этак, знаете, аккуратно распорото от уха до уха. Бедный малый… В полку его любили, и солдаты, и офицеры, так что мы все поклялись, что уж эта-то смерть не останется неотомщенной.

Должен вам сказать, что местные греки, подстрекаемые своими священниками, при каждом удобном случае норовили подстроить нам каверзу. Для этих священников есть какое-то особое название… сейчас… «Папа» – это римский, а греческие зовутся как-то иначе… не то «поппы», не то «попы»… В общем, мы развернутым строем вошли в город, капитан приказал всем этим, как их, попам явиться к нему, после чего каждый из них должен был засвидетельствовать и доказать свою невиновность. Трое из них, сэр, не смогли этого сделать, наоборот: на их лицах читались явные следы страха и растерянности. Тут же состоялся военно-полевой суд, по приговору которого эти три попа были осуждены на смертную казнь через повешение. Легко сказать, сэр; а вот как привести приговор в исполнение? Ни один человек, который приложит руку к казни греческого священника, не проживет после этого и часа. Порукой тому – решимость всех греков, сколько их ни есть на Корфу, и острота их ножей (а ножей на Корфу ровно столько, сколько самих греков). Однако капитан спросил, кто согласен стать добровольцем – и я сделал шаг вперед, сэр, потому как считал, что это мой долг: ведь я не просто служил в роте убитого лейтенанта, но вдобавок был ординарцем…

Что ж, воздвигли эшафот, войска встали вокруг него в каре, и я повесил всех троих: высоко, как Амана. А когда дело было сделано, капитан говорит: «Все правильно, парень, ты помог нам в затруднительной ситуации, а теперь давай-ка потрудимся, чтобы спасти жизнь тебе самому». Выстроил войско сомкнутым строем так, что я оказался в самой середине, и мы таким манером двинулись к гавани. Там ждал пароход, основные якоря на котором уже подняли и ждали только нашего прибытия, чтобы поднять еще и малый якорь, убрать сходни да и отчалить от берега подобру-поздорову. А со всех сторон так и напирала толпа греков, жаждущих завести со мной знакомство покороче, так что я был прямо-таки счастлив, когда меня наконец буквально впихнули на палубу. Ох, вы бы слышали, сэр, как все это сборище завыло от отчаянья, когда увидело, что корабль развел пары и направляется в открытое море! Большую часть своей жизни я прожил сам по себе, без семьи, да и в основном без друзей, так что это был поистине единственный случай, когда кто-то искренне горевал при расставании со мной. И как горевал, сэр! Сколько народу! Мы как следует обыскали корабль – и возблагодарили судьбу за эту предусмотрительность: на борту оказалось трое непрошеных пассажиров. Все греки, сэр, и каждый с ножом на поясе. К тому времени, как их удалось отыскать, судно удалилось от берега уже порядочно, тем не менее всех троих тут же отправили за борт. Удалось ли им доплыть до острова? Никогда не задумывался об этом, сэр. Полагаю, что нет. Так о чем это я рассказывал, сэр? А, да: вот за тот случай меня и сделали капралом!