Преступление высшей пробы - [9]

Едва я переступила порог подъезда, как старичок оторвался от просмотра выпуска новостей и устремил на меня строгий взгляд серых слегка выцветших глаз.

— Вы к кому, барышня? — сурово осведомился он неожиданно звучным, хорошо поставленным голосом.

— Доброе утро. — Я приветливо улыбнулась и продемонстрировала свое удостоверение частного детектива. — Татьяна Александровна Иванова, хотела бы побеседовать именно с вами.

— Митченко Юрий Валерьянович, — с достоинством представился в ответ старичок. — Чем могу служить?

— Вы, наверное, догадываетесь, о чем я хотела бы с вами побеседовать, — доверительно начала я.

Юрий Валерьянович вздохнул и, наклонившись к тумбочке, выключил телевизор.

— Ну а что тут гадать. — Он развел руками. — Ваши уже приходили, в тот же день опросили полподъезда. И меня, конечно, в первую очередь.

Он осуждающе посмотрел на меня и покачал головой.

— Только что я мог им сказать? Я ведь отсюда никуда не отлучался и не видел никого из чужих. Да мимо меня и мышь не проскочит! — Митченко внезапно разгорячился, убеждая меня с таким видом, словно я упрекала его в недобросовестном исполнении должностных обязанностей.

Между тем у меня и в мыслях не было ничего подобного, разве что я действительно хотела узнать, кто приходил в тот день к Елене Григорьевне и не покидал ли свой пост консьерж в то самое время, когда произошло убийство.

Видимо, внезапная вспышка раздражительности старичка объяснялась тем, что «наши», как выразился Митченко, уже подробно обо всем его расспросили, особенно упирая на то, что тот мог отлучиться с дежурства в самый неподходящий момент. И вот теперь какая-то особо недоверчивая сотрудница правоохранительных органов решила допросить его по второму кругу. Меня уже давно перестало удивлять, что люди зачастую приписывают мне службу в полиции, едва взглянув на мое удостоверение.

— А сама Елена Григорьевна никуда в тот день не выходила? — спросила я, чтобы придать нашей беседе более мирный характер.

Сама по себе эта информация меня мало интересовала, ведь старушка погибла в собственной квартире. Даже если она и выходила, например в ближайший магазин или просто подышать свежим воздухом, вряд ли это имело бы отношение к ее гибели.

Услышав мой вопрос, Юрий Валерьянович решительно покачал головой.

— Нет, она вообще очень редко выходила из дома, — заявил он. — Не любительница была прогулок всяких, а покупки ей родня приносила.

— Родня? — переспросила я.

— Ну да. — Митченко удивленно взглянул на меня. — Сын ее на машине привозил целые сумки. И еще внук, Сашок, как они его называли. То с одним пакетом, то с двумя. Хороший парень, вежливый. Всегда здоровается и по имени-отчеству обращается.

— А в тот день, когда Елену Григорьевну убили, кто-нибудь из родственников к ней приходил?

Тут Митченко воззрился на меня с неподдельным изумлением, мне даже неловко стало.

— Да как же… — забормотал он, едва вновь обрел способность говорить. — Ведь ваши же все записали. Приходил Сашок, ну, то есть Александр Солодовников. — Консьерж ткнул пальцем в журнал. — Вот у меня запись, все как положено.

Я взглянула на аккуратно расчерченную страницу. Действительно, «все как положено». Записи о посещениях жильцов с номерами квартир и временем прихода-ухода были сделаны аккуратным, крупным, каким-то детским почерком.

— Говорю же, мышь не проскочит, — обиженно повторил консьерж.

— Да, Саша, то есть Александр Солодовников, был в этот день единственным посетителем, — негромко произнесла я, чтобы не дать Юрию Валерьяновичу потерять нить нашей беседы. — Это он тело обнаружил?..

— Ну да, да, он! — с горячностью перебил меня Митченко. — А потом и отец его прилетел, то есть сын Елены Григорьевны. Этого-то я не записал, не до того уж было… Ну вот, а потом полиция, суматоха, жильцы-то, кто дома был, повыскакивали. Что, мол, такое, ох, ах!

Он схватил свой бокал с чаем и сделал большой глоток.

Я же с любопытством рассматривала небольшую дверь в правом углу позади поста консьержа.

Интересно, что там, за этой дверью, и куда она ведет? Может, в подъезде есть второй выход.

— Скажите, Юрий Валерьянович, — продолжила я свои вопросы, когда старичок немного успокоился, — а что это за дверь, в подвал?

Консьерж несколько нервозно покосился в сторону той самой двери.

— Так нет. В подвал-то у нас вход снаружи. Спуск там есть, лесенка небольшая. — Он сделал еще один глоток. — А это бытовка моя. Вещи кое-какие там храню, ну и из съестного что-нибудь на день. За целый день-то проголодаешься, поди…

Тут он спохватился:

— Только вы не подумайте! Ничего горючего или там запрещенного — ни-ни!

Я улыбнулась.

— Не волнуйтесь, Юрий Валерьянович, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Вы только скажите, через эту дверь можно выйти из дома с другой стороны?

Консьерж так удивился, что аж всплеснул руками, едва не опрокинув свой бокал прямо на журнал с записями.

— Вот ведь! — Он перевел дыхание и теперь почти кричал: — Нету! Говорю же русским языком, нету там никакого выхода! Ну не верите, сами взгляните, мне скрывать нечего!

Он привстал, видимо, для того, чтобы открыть дверь и продемонстрировать помещение за заинтересовавшей меня дверью.