Преступление победителя - [4]

— Просто скажи мне, во сколько нам это обойдется на этот раз, — сказал он Сарсин.

Та поджала губы.

— Это не налог, а приглашение, — ответила она и покинула комнату.

Арин развернул лист бумаги. Его руки замерли.

Как губернатор Герана, Арин был приглашен посетить бал в валорианской столице. «Бал в честь помолвки леди Кестрел и наследного принца Верекса», — говорилось в письме.

Сарсин назвала это приглашением, но Арин увидел другое: приказ, не подчиниться которому он не мог, хотя, казалось бы, больше не был рабом.

Арин оторвал взгляд от страницы письма и стал всматриваться в гавань. Когда он работал на верфи, там был один раб, которого называли Хранителем Услуг.

У рабов не могло быть личных вещей или даже того, что валорианские завоеватели посчитали бы таковыми. Если бы Арин и имел что-то своё, у него не было даже карманов, чтобы хранить это. Одежду с карманами носили только домашние рабы. Это была своеобразная мера жизни под властью валорианцев: геранцы знали своё место благодаря наличию карманов и иллюзии того, что они могут иметь что-то личное.

В то же время у рабов была своя система торговли. Они продавали и покупали услуги. Лишнюю еду. Кровати помягче. Роскошь краткого отдыха во время работы. Если рабу с верфи было что-то нужно, он обращался к Хранителю Услуг, старейшему геранцу среди них.

У Хранителя Услуг был моток ниток разных цветов — по цвету на каждого раба. Если бы у Арина появилась просьба, то его нить сплелась бы с чьей-нибудь еще, обвивая ее — например, желтая, которая, в свою очередь, соединилась бы с зеленой в зависимости от того, кто кому сделал одолжение. В узле Хранителя Услуг заключались они все.

Но у Арина не было своей нити. Он ни о чем не просил. И ничего не давал. Будучи тогда уже юношей, он презирал мысль о том, чтобы быть у кого-то в долгу.

Сейчас он изучал письмо валорианского императора. Прекрасный почерк изгибался в искусно составленные фразы. Все это идеально сочеталось с местом, где находился Арин, — с напоминающей водную гладь лаковой поверхностью письменного стола его отца и витражными стеклами в оконных рамах, пропускающих в кабинет зимний свет.

При естественном освещении читать слова императора было слишком легко. Арин смял письмо и крепко сжал его в кулаке. Он жалел, что в его распоряжении нет Хранителя Услуг. Он бы отказался от своей гордости и стал простой нитью, лишь бы добиться желаемого.

Арин бы обменял свое сердце на смятый моток ниток, лишь бы ему больше никогда не пришлось встречаться с Кестрел.

* * *

Он посоветовался с Тенсеном. Пожилой мужчина изучил смятое и затем разглаженное приглашение. Его бледно-зеленые глаза сверкнули. Он положил плотную сморщенную страницу на стол Арина и коснулся своим сухощавым пальцем первой строки письма.

— Это, — произнес он, — прекрасная возможность.

— Значит, ты поедешь, — сказал Арин.

— Разумеется.

— Без меня.

Тенсен поджал губы и одарил Арина тем самым строгим взглядом, которым пользовался в свою бытность учителем валорианских детей.

— Арин. Давай не будем проявлять излишнюю гордость.

— Это не гордость. Я слишком занят. На балу Геран будешь представлять ты.

— Не думаю, что император будет доволен присутствием простого министра земледелия.

— Мне все равно, будет он доволен или нет.

— Если ты пошлешь меня одного, то либо оскорбишь императора, либо дашь ему знать, что я нечто большее, чем кажусь. — Оценивающе глядя на Арина, Тенсен потер свой подбородок с седой щетиной. — Ты должен поехать. Ты должен сыграть эту роль. Ты хороший актер.

Арин покачал головой.

Взгляд Тенсена потемнел.

— Я был там в тот день.

В тот день прошлым летом, когда Кестрел купила его.

Арин все еще помнил, как по его спине стекала струйка пота, пока он ждал в загоне возле арены, на которой проводились торги. Строение имело крышу, не позволяющую Арину видеть толпу валорианцев, собравшихся у края ямы. В поле его зрения попадал лишь Плут, стоявший посреди арены.

Арин ощущал запах собственной кожи, чувствовал гравий под босыми ступнями. У него все болело. Слушая, как поднимается и опускается голос Плута, который, как опытный распорядитель торгов, пел свои хвалебные песни, Арин осторожно прижал пальцы к синяку на щеке. Его лицо напоминало гниющий фрукт.

Плут очень разозлился на него сегодня утром.

— Два дня, — прорычал он. — Я отдаю тебя в наем всего на два дня, и ты возвращаешься в таком виде. Почему тебе так сложно просто укладывать мостовую и держать рот на замке?

Ожидая в загоне и особенно не прислушиваясь к ходу торгов, Арин не хотел думать об избиении или о том, что к нему привело.

Говоря по правде, синяки ничего не меняли. Арин не мог заставить себя поверить, что Плут когда-либо сможет продать его в валорианскую семью. Валорианцы обращали немало внимания на то, как выглядели их домашние рабы, а Арин не подходил для этой роли даже тогда, когда его лицо не было наполовину скрыто всеми оттенками фиолетового. Он выглядел рабочим, которым и являлся. Рабочих не впускали в дома, а именно в дома Плуту нужно было поместить рабов, преданных делу восстания.

Сражаясь с приступом отчаяния, Арин прислонился затылком к грубой деревянной стене загона.