Преступление доктора Паровозова - [15]

— Сначала сходи в изолятор покажись, так все новенькие делают, а потом в корпусе устраивайся, тебе там Вовка с Вадимом койку застолбили, а меня, кстати, Викой зовут, — продолжает девчонка.

— А меня Леша, — отвечаю.

Тут все засмеялись, кроме парня, и уже хором:

— Да мы же сказали, что знаем, как тебя зовут, ты ведь на гитаре в ансамбле приехал играть, поэтому ждем не дождемся, когда тебя услышим!

Похоже, Вовка всем про меня рассказал, такую рекламу сделал. Да что это с ним, наверное, сигареты ждет, не иначе! Вот как найдут сейчас полчемодана сигарет, будет мне ансамбль!

— Так, Белый, — скомандовала Вика, — проводи Лешу в изолятор, и хватит тут при нем бренчать, не позорься!

И остальные согласно зашумели, мол, и правда, чего позоришься, не видишь разве, что тут виртуоз с чемоданом стоит!

— Да ладно, ладно! — неохотно встал со стула этот Белый. — Ишь, раскудахтались!

А девчонки, вместо того чтобы возмутиться, весело рассмеялись.

Какие-то здесь у них отношения особенные, хорошие, у нас в классе совсем не так.

И вообще странно все пока, они же, должно быть, дежурные на главных воротах, а значит, обязаны стоять у этих самых ворот в белых рубашках, в красных галстуках и каждому встречному-поперечному салют отдавать. А тут все одеты кто во что горазд, а галстук, тот вообще лишь один на четверых, у Белого, да и то такого вида, будто его год не гладили и не стирали.

Белый закинул гитару за плечо, и мы отправились в изолятор. По дороге он сообщил, что Белый — это от фамилии Беляев, что я его, если угодно, могу звать Сашей, Шуриком или, как все, Белым. Ну а Вовка меня не встречает, так как начался конкурс песни и он там выступать должен.

Тут мы уже к изолятору подошли.

— Ты постереги мой чемодан, Шурик, — попросил я.

Не хватало еще, если прямо сейчас в изоляторе досмотр вещей сделают и мою «Приму» найдут. Мало ли какие у них тут порядки, в «Дружбе». Все-таки от медицинского института лагерь, не шутки.

Но никакого желания рыться в чемодане докторша не изъявила, так, пару вопросов задала, путевку у меня забрала, ну и на вшивость проверила, в буквальном смысле.

И пошли мы с Сашей Беляевым в корпус, где меня забронированная койка ждала. Саша успел мне рассказать, что вожатые у нас на отряде хорошие, Ирка с Володей, особенно Володя классный.

— Ну, ты и сам все поймешь со временем, — добавил Белый, — таких людей не часто встретишь, как наш Володя Чубаровский.

А что таких людей, как Саша Беляев, тоже не часто встретишь, это я понял почти сразу.

Саша Беляев был ярко выраженным пионером-вундеркиндом. В то время ему только исполнилось четырнадцать, и он закончил седьмой класс.

Он бегло болтал по-английски, обсуждал какие-то неведомые книги, объяснял другим пионерам разницу между преждевременной эякуляцией и эректильной дисфункцией и декламировал стихи Бродского.

Но самое главное, Саша Беляев был настоящим художником, он потрясающе рисовал.

В дружбинскую историю Белый попал навечно, окрестив станцию Новоиерусалимская Доусоном.

Замызганную подмосковную платформу с кафе-тошниловкой «Ветерок», где портвейн «Иверия» в розлив под яйца вкрутую, он назвал именем легендарного поселка старателей Клондайка. И многие поколения после нас продолжали свои набеги на Доусон, ощущая себя героями Джека Лондона.

Мое бесконечное уважение Саша Беляев завоевал после одного случая.

У нас пионервожатой в одном из младших отрядов была Чика, Маринка Чикина, симпатичная девушка отчетливых форм.

Однажды Белый подошел к ней, долго переминался с ноги на ногу, смотрел на нее как-то грустно, а потом и говорит:

— Можно ли тебе, Марина, задать деликатный вопрос?

— Да, Саша, ну чего тебе, говори, — нетерпеливо ответила Чика, а она торопилась куда-то.

— Марина, скажи, пожалуйста, — спросил очень печально Саша, — а тебе бюстгальтер не жмет?

Мы прошли в абсолютно пустой корпус, где на втором этаже находились спальни нашего первого отряда.

— Вот и койка твоя, — показал мне на кровать у двери Саша Беляев, — а та, через проход, — моя, так что соседями будем. А теперь пошли на конкурс песни, там и своего Антошина увидишь. Он, кстати, один из главных исполнителей!

На той самой танцплощадке при клубе, которую я еще в субботу приметил, собралась тьма народа, судя по всему, весь лагерь. Пищали малыши-октябрята, пихались мелкие пионеры, пионеры постарше сохраняли достоинство, лишь иногда позволяли себе невинные шалости, вроде запустить во впереди сидящего конфетным фантиком. Вожатые, совсем молодые парни и девушки, урезонивали свои отряды, а чуть в сторонке, судя по отсутствию пионерских галстуков, расположились прочие сотрудники лагеря.

Я нашел свободное местечко, сижу, жду, а сам думаю, что знаю я все эти конкурсы песни, друг на друга похожие. Сейчас начнется «Орленок, орленок, взлети выше солнца» или, в крайнем случае, «Осенью в дождливый серый день проскакал по городу олень».

В свои неполные пятнадцать лет я был опытным пионером, то есть человеком, который совершил более двадцати лагерных ходок. А в первый раз мне вообще всего шесть было, еще в школу не ходил. Потому как очередные семейные сложности и сидеть со мной некому, а добровольно я ни за что бы не поехал. Меня каждое лето запихивали в разные пионерлагеря, иногда на все три смены, и всякий раз я отправлялся туда как на каторгу.