Престолы, Господства - [25]

— Я всегда знал, что ты — интеллектуальный сноб. Ну, а нам придётся приложить все усилия. Но я рад, что ты заглянул.

Он смотрел, как Питер продрейфовал через дверной проём, и депрессия вновь навалилась на него, когда он вернулся к своим спискам.

Мистеру Полу Делягарди, греющему свои старые кости на Французской Ривьере, нанёс визит месье Теофиль Домье, чтобы выразить подобающие обстоятельствам и чрезвычайно хорошо сформулированные соболезнования.

— Вам, моему дорогому другу, — завершил месье Домье, который по такому случаю принял официальный вид, — как представителю великой нации, с которой Франция связана так близко в рамках союза и взаимного уважения, разрешите мне выразить то сердечное сочувствие, которое идет из глубин сердца каждого члена нашей республики.

— Merci, mon cher, merci, [70] — ответил мистер Делягарди. — Поверьте, я искренне тронут вашим дружеским визитом и соболезнованиями, которые вы с такой теплотой выразили моей стране и мне лично от своего имени и от ваших соотечественников.

Здесь оба джентльмена с поклоном обменялись рукопожатием и (поскольку приближалось время déjeuner [71]) уселись за apéritif. [72]

— Однако, строго говоря, — заметил мистер Делягарди, — я никоим образом не являюсь представителем своей страны. На самом деле я поздравляю себя с тем, что сейчас не в Лондоне, где чувства среднего англичанина несомненно выражаются в той исключительной смеси сантиментов и снобизма, которая характеризует, по общему мнению, нашу замечательную расу.

Месье Домье осуждающе поднял брови.

— Без сомнения, некоторые, — продолжал мистер Делягарди, — действительно будут страдать. Моя сестра, с которой у меня много общего, испытывает ту естественную меланхолию, которая сопутствует моменту, когда закрывается очередная глава в истории. И мой племянник Питер, который иногда демонстрирует понимание важности общественных дел… — Он сделал паузу, а затем неопределённо заметил: — Король Георг был надёжным человеком, и страна к нему привыкла. Англичане не любят перемен, им противна любая новая идея. Повторяю, можно поздравить себя, что находишься сейчас не в Англии.

После того, как друг ушёл, мистер Делягарди некоторое время просто сидел, пристально глядя из окна сквозь пальмы на синие средиземноморские воды. Раз его рука потянулась к газете, лежащей у локтя, но он прервал движение и возвратился к размышлениям. Затем с лёгким нетерпеливым вздохом он взял роман в мягкой обложке и заставил себя читать его приблизительно в течение пятнадцати минут. После этого он отложил книгу, тщательно вложив закладку, чтобы запомнить место, и позвонил.

— Виктор, — сказал он слуге, — закажи места в спальном вагоне и собери чемодан. Вечером мы уезжаем в Лондон.

А я говорю, — повторил Харвелл, по меньшей мере, в двадцатый раз, — будет просто безумием открываться в четверг. Послушайте моего совета, повесьте объявление, в котором просто говориться, что в связи с национальной трагедией и т. д., постановка новой пьесы мистера Клэндона отложена. Затем придумайте новое название, перепишите ту сцену во втором акте и назначьте репетицию, чтобы труппа не слишком умничала. Если вы это сделаете, я поддержу шоу и, думаю, мы справимся.

Он оглядел комнату с уверенностью человека, который перед проигрышем демонстрирует силу, чтобы ободрить трусливого партнёра.

— Вы действительно ожидаете, — спросил Клод Амери, — что я обведу траурной рамкой день, когда вы приглашаете меня на обед?

Он произнёс эту замечательную фразу довольно искренне, но немного театрально, как если бы, написав пьесу, он заразился своего рода упреждающей инфекцией сценичности.

— Это, — ответила миссис Харвелл, доставая ключи, — мило, но глупо. Вот мы и здесь, вы должны зайти на чашку чая.

Когда мистер Амери, восхищённо лепеча неискренние протесты, вошёл за ней в гостиную, их приветствовал маленький пожилой человек, который поднялся с кресла у огня, торопливо отставив бокал.

— Розамунда! Дорогое дитя…

— О, вот и ты, отец, — сказал Розамунда, изящно высвобождаясь из его объятий. — Извини, что опоздала. Надеюсь, о тебе позаботились. Полагаю, ты знаком с мистером Амери.

— Да, конечно, — ответил мистер Уоррен. — Как поживаете? Дорогая, всё это ужасно печально. Надеюсь, не помешаю, но я почувствовал, что мы должны быть вместе. В такие времена слышишь зов Лондона. В конце концов, моё место — здесь. Я не мог оставаться в Бичингтоне — конечно, это очень миленький городок, но переставший ощущать пульс страны. И какие бы несчастья не обрушивались на…

— Конечно, отец, — сказал Розамунда, торопливо нажимая звонок, — я рада тебя видеть… и Лоуренс тоже. Клод, подойдите и сядьте.

— Не сомневаюсь, — продолжил мистер Уоррена демонстрируя несколько пошатнувшееся достоинство. — Знаете, мистер Амери, что не так давно я был, скажем, гостем правительства Его Величества при несколько грустных обстоятельствах. Я совершил фатальную ошибку, доверившись своим ближним. Я заплатил за эту ошибку, мистер Амери, и, хотя больше не вращаюсь в привычных кругах, друзья оказались очень добры ко мне. Моя дочь и мой щедрый зять всегда рады видеть, скажем, расточительного отца, а теперь, когда великая тяжёлая утрата обрушилась на всех нас…