Престолы, Господства - [103]

Она перевела взгляд на мрачного молчаливого человека, сидящего напротив. Его львиная наружность и желтовато-коричневые волосы напомнили ей о звере в зоопарке. Его глаза были полны уныния, но он пристально смотрел на неё.

— Вы? — произнёс он наконец. — Зачем вы пришли?

— У меня есть что-то, что я должна вам сказать.

— Ваш проклятый муж знает, что вы здесь?

Она постаралась не заметить оскорбления.

— Между прочим, нет, — ответила она.

— А что бы он сказал, если бы узнал? Я не позволил бы своей жене идти и разговаривать с убийцами. Но, правда, я и не тратил своё время на их поимку. Это у вас семейное увлечение?

— Мистер Харвелл, может быть я лучше понимаю, что вы чувствуете, чем вы сами.

— О, в самом деле? Но вы-то фактически не совершали убийства, не так ли? Знаете, каково это чувствовать, что ты убил человека?

— Простите, с моей стороны это было бестактностью. Я не могу вообразить, что это значит… как чувствовать себя при этом.

— Тогда зачем вы здесь? Пришли, чтобы пощеголять своей невиновностью перед носом виновного?

— Я хотела кое-что рассказать вам о Розамунде.

— Я простил бы ей всё через минуту, — сказал он, и голос его внезапно дрогнул. — Но, спросите вы, был ли я зол? Я дал ей всё, всё, что она хотела для себя да и для любого другого; я наполовину разорился, чтобы поставить пьесу её любимого поэта. Но она должна была быть благодарной; она не должна была валять дурака с другим мужчиной. Вы заводите любовников, леди Питер? У вас бывают тайные свидания? Или сознание того, что вы в долгу перед Уимзи, заставляет вас ходить по струнке?

— Я пришла, чтобы сказать вам, что она не устраивала тайных свиданий.

— Что вы можете об этом знать? И почему, к дьяволу, я должен вам верить?

— Я хотела сказать, что, полагаю, это моё невинное предложение побудило вашу жену провести несколько дней в бунгало. Мы разговорились, и я сказала, что это могло бы её развлечь и могло бы понравиться вам, если бы она занялась там отделкой. Как вы можете предположить, с тех самых пор я очень жалею об этом предложении.

— Это вы предложили устроить обед при свечах для двоих? — спросил он после небольшой паузы.

— Вот приглашение, посланное Розамундой, — сказала Харриет. — Его удалось найти с большим трудом. — Она положила записку на стол между ними и отняла руки, положив их на колени. Они оба поглядели на сторожа в окне, прежде чем Харвелл поднял записку. Он медленно прочитал её.

— Розамунда дала её ненадёжному посыльному во второй половине того дня, когда она умерла. Её должны были доставить вам в клуб. Она потерялась, — тихо сказала Харриет. Он смотрел на неё, лицо его стало пепельным. — Я подумала, что вы должны знать. Надеюсь, что это не заставит вас страдать больше, чем необходимо в данной ситуации.

Голосом, полностью лишённым жизни, он прошептал:

— Она, возможно, сказала бы мне, если бы я не схватил её за горло.

Харриет встала, готовая уйти:

— Если есть что-нибудь, что я или лорд Питер можем сделать для вас…

— Ничего нельзя для меня сделать, — сказал он. — Я в состоянии оплатить хорошего адвоката. Подождите секунду; позвольте мне ещё немного поговорить с вами. Никто больше не услышит от меня ничего. Вы же видите, я думал, что так жестоко, так ужасно обманут, я считал, что вёл себя как последний дурак, обожая презренную женщину… бедная Розамунда! Как ужасно для неё: она-то, должно быть, думала, что я приехал в ответ на её зов, а я… а я…

— Боюсь, что я должна забрать записку с собой, — сказала Харриет.

— О, да! — сказал он нетерпеливо, пододвигая её через стол. — Но, да, есть кое-что, что вы могли бы сделать. Попросите лорда Питера, чтобы эту записку зачитали в суде, чтобы вся вина легла на того, на кого и должна лечь, а её имя было очищено от любой грязи. Я получу, что заслуживаю, но пусть её репутация останется незапятнанной.

— Думаю, что записку можно использовать, как вы хотите.

— Покажите всем, что всё это было ужасным недоразумением, что это не было ни её виной, ни моей.

— Прощайте мистер Харвелл. Мне жаль вас.

— Я смогу теперь думать о ней без горечи всё то время, которое мне осталось, — сказал он. — А думать о ней — это всё, что у меня осталось.

Харриет взяла записку и сделала знак надзирателю, что хочет уйти. Она вновь шла по бесконечным коридорам позади надзирателя, немного удивляясь, что может свободно идти, может выйти на свободу. Когда внешние ворота позади неё закрылись, она — совершенно по-детски — бросилась бежать, жадно глотая воздух серой лондонской улицы, как если бы только что вынырнула из глубины на поверхность.

— Не нужно было этого делать, — сказал Питер Уимзи. — Я сходил бы сам, полагаясь на твоё слово, что так следует поступить.

— Ты защитил бы меня? — спросила Харриет.

— Я сберёг бы твои чувства. Наверное, всё это было для тебя ужасно.

— Именно поэтому я должна была сделать это сама. Я должна была убедиться, что рана зажила и что я могу делать то, что может делать любой другой.

— Почти все готовы забыть про Харвелла и предоставить его собственной судьбе.

— Правда о нем самом, о том, что он сделал, и так достаточно ужасна, но оставить его мучиться из-за неправды, из-за ложной мысли, что Розамунда обманула его…