Престижное удовольствие. Социально-философские интерпретации «сериального взрыва» - [9]
Поразительно, но во вселенной Фрэнка Андервуда почти нет представителей спецслужб, кроме разве что его охранников и тех, с кем он пересекается на официальных мероприятиях или ведет войну, как, например, с генералами, которые уходят в политику. Более того, едва ли не единственный персонифицированный представитель ФБР Натан Грин фактически работает на Андервуда, выполняя все грязные поручения. Фрэнк же занят выяснением отношений с кем угодно (с олигархами, конгрессменами, супругой), но только не со спецслужбами напрямую. А между тем в «Родине» проговаривается одна простая истина. В последнем эпизоде шестого сезона один из матерых цэрэушников, в итоге посаженный в тюрьму за измену и попытку покушения на избранного президента-женщину, еще не прошедшую через церемонию инаугурации, цитирует Грэма Грина, заявляя, что главным критерием политического здоровья нации являются спецслужбы.
Да и терроризм в «Карточном домике» появляется только в конце четвертого сезона, а в пятом становится разменной монетой в игре Фрэнка, то есть чем-то таким, что президент Андервуд использует в своих интересах. Посмотрев шестой сезон «Родины», мы понимаем, что Фрэнк Андервуд на самом деле столкнулся бы с очень могущественными противниками, не угоди он некоторым представителям ЦРУ. В определенный момент его могли бы уничтожить сотрудники той или иной силовой структуры. Но в мире Фрэнка практически нет места спецслужбам. В финале «Родины» нам показывают то, чего так старательно избегали в «Карточном домике»: агент ЦРУ Кэрри Мэтисон входит в противостояние с президентом США – между прочим, женщиной. В этом и кроется ответ на вопрос о том, почему в «Карточном домике» почти нет спецслужб, а мир сериала весьма условен и даже фантастичен.
Во-первых, известно, что спецслужбы играют очень важную роль в политическом процессе США (и не только). То есть, если бы Фрэнк Андервуд был таким всемогущим, каким хочет показаться, за него его недоброжелателей устраняли бы неофициально подконтрольные ему структуры (как то делает Натан Грин). А если бы он решил кого-то убить сам, в тот же вечер его обязательно посетили бы люди в черном. Но, конечно, Фрэнк знает простую истину: если хочешь что-то делать хорошо, делай это сам. Во-вторых, как бы ни расходились между собой во взглядах аналитик Сол Беренсон и оперативник Дар Адал (не говоря уже о Кэрри), оба руководствуются главным принципом – оберегать отечество во что бы то ни стало. Они не идеалисты, но у них есть ценности. В то время как в «Карточном домике» ценностям места нет. Политтехнолог Марк Ашер, писатель Том Йейтс или олигарх Реймонд Таск – такие же циники, как и Фрэнк Андервуд. Все они работают на себя, а не на родину. И даже журналисты пытаются изобличить Андервуда совсем не потому, что так должно, а потому, что такая у них работа, или же они просто-напросто желают построить карьеру. И даже если мы согласимся с тем, что у некоторых журналистов есть ценности, то этих персонажей не так много, а их функция для общего сюжета является вспомогательной.
Но все это имеет значение, если мы сравниваем сериалы, используя оптику «Родины». Если же мы сделаем то же самое, но в оптике «Карточного домика», картина будет несколько иной. Дело в том, что Фрэнк Андервуд честно играет в публичную политику. Он читает речи, выступает на дебатах, делает заявления и вообще соблюдает все демократические процедуры. И то, что он может найти лазейку, пойти в обход или надавить на кого-то, это издержки американской политической системы, благодаря которой и стало возможно то, что такой человек, как Фрэнк, пришел к власти. Поэтому обвинять Фрэнка в том, что он делает что-то не так, – то же самое, что обвинять политическую систему США в том, что она в корне порочна. В конце пятого сезона шоу Андервуд не лукавит, когда обвиняет конгрессменов в том, что они поставили его во главу этой системы, потому что всем так было удобно. Возможно, это вообще самое искреннее высказывание президента Андервуда, сделанное публично, и при этом ему не приходится шептать об этом в камеру, обращаясь к зрителям.
Однако акцентируем еще раз внимание на главном: в сериале речь идет о публичной политике, и в рамках этой игры Фрэнк делает все, что должен делать. Более того, те решения, которые он принимает, или действия, которые совершает, так или иначе все равно зависят от того, чем они обернутся в публичной сфере. В таком свете «Родина» остается всего лишь политическим сериалом, в фокусе которого – мир агентов спецслужб, лишь немного соприкасающийся с миром политиков. Тогда как «Карточный домик» до недавнего времени был сериалом про политику, потому что показывает, как авантюрист и циник Фрэнк Андервуд способен с оглядкой на публичную сферу сделать все, чтобы захватить и удержать власть.
В этом смысле очень важно ответить на вопрос: почему мы все еще смотрим «Карточный домик»? Казалось бы, Фрэнсис Андервуд, обидевшийся в начале первого сезона на то, что его «прокатили» с постом госсекретаря, уже давно отомстил всем обидчикам, успел завести новых врагов, отомстить им, стать вице-президентом, а затем и президентом и, наконец, к пятому сезону пойти на законные демократические выборы, а к последнему сезону – вообще умереть. Многие уже не помнят, с чего все начиналось, а наблюдать за тем, как Фрэнк не просто восходил к вершинам власти, а с успехом удерживал ее, все еще интересно. Почему?
Эта книга, с одной стороны, нефилософская, с другой — исключительно философская. Ее можно рассматривать как исследовательскую работу, но в определенных концептуальных рамках. Автор попытался понять вселенную Тарантино так, как понимает ее режиссер, и обращался к жанровому своеобразию тарантиновских фильмов, чтобы доказать его уникальность. Творчество Тарантино автор разделил на три периода, каждому из которых посвящена отдельная часть книги: первый период — условно криминальное кино, Pulp Fiction; второй период — вторжение режиссера на территорию грайндхауса; третий — утверждение режиссера на территории грайндхауса.
До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой.
Многие используют слово «культовый» в повседневном языке. Чаще всего этот термин можно встретить, когда речь идет о кинематографе. Однако далеко не всегда это понятие употребляется в соответствии с его правильным значением. Впрочем, о правильном значении понятия «культовый кинематограф» говорить трудно, и на самом деле очень сложно дать однозначный ответ на вопрос, что такое культовые фильмы. В этой книге предпринимается попытка ответить на вопрос, что же такое культовое кино – когда и как оно зародилось, как развивалось, каким было, каким стало и сохранилось ли вообще.
Данная книга — итог многолетних исследований, предпринятых автором в области русской мифологии. Работа выполнена на стыке различных дисциплин: фольклористики, литературоведения, лингвистики, этнографии, искусствознания, истории, с привлечением мифологических аспектов народной ботаники, медицины, географии. Обнаруживая типологические параллели, автор широко привлекает мифологемы, сформировавшиеся в традициях других народов мира. Посредством комплексного анализа раскрываются истоки и полисемантизм образов, выявленных в быличках, бывальщинах, легендах, поверьях, в произведениях других жанров и разновидностей фольклора, не только вербального, но и изобразительного.
По мере утраты веры в будущее и роста неопределенности в настоящем возрастают политическое значение и общественная ценность прошлого. Наряду с двумя магистральными дискурсами – историей и памятью – существует еще третья форма трансмиссии и существования прошлого в настоящем. Ирина Сандомирская предлагает для этой категории понятие реставрации. ее книга исследует реставрацию как область практического и стратегического действия, связанно гос манипуляциями над материальностью и ценностью конкретных артефактов прошлого, а также обогащением их символической и материальной ценностью в настоящем.
Отношения между мужчиной и женщиной в любые времена служат камертоном развития человечества. Изучение новых канонов красоты, способов ухаживания и брачных обычаев позволяет проследить зарождение и становление общества Ренессанса, предвестника современного мира.
На знаменитом русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа близ Парижа упокоились священники и царедворцы, бывшие министры и красавицы-балерины, великие князья и террористы, художники и белые генералы, прославленные герои войн и агенты ГПУ, фрейлины двора и портнихи, звезды кино и режиссеры театра, бывшие закадычные друзья и смертельные враги… Одни из них встретили приход XX века в расцвете своей русской славы, другие тогда еще не родились на свет. Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Иван Бунин, Матильда Кшесинская, Шереметевы и Юсуповы, генерал Кутепов, отец Сергий Булгаков, Алексей Ремизов, Тэффи, Борис Зайцев, Серж Лифарь, Зинаида Серебрякова, Александр Галич, Андрей Тарковский, Владимир Максимов, Зинаида Шаховская, Рудольф Нуриев… Судьба свела их вместе под березами этого островка ушедшей России во Франции, на погосте минувшего века.
В программе «Сати. Нескучная классика» известная телеведущая Сати Спивакова разговаривает с самыми разными представителями культуры. Музыканты, дирижеры, танцовщики, балетмейстеры, актеры, режиссеры, художники и писатели – они обсуждают классику, делятся историями из своей жизни и творчества, раскрывают тайны загадочного музыкального мира. В этой книге собраны самые интересные диалоги минувшего десятилетия. Майя Плисецкая, Родион Щедрин, Михаил Шемякин, Татьяна Черниговская, Алла Демидова, Фанни Ардан, Валентин Гафт, Сергей Юрский, Андрей Кончаловский и многие другие…В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Масштабный всплеск зрительского интереса к Шерлоку Холмсу и шерлокианским персонажам, таким, как доктор Хаус из одноименного телешоу, – любопытная примета нынешней эпохи. Почему Шерлок стал «героем нашего времени»? Какое развитие этот образ получил в сериалах? Почему Хаус хромает, а у мистера Спока нет чувства юмора? Почему Ганнибал – каннибал, Кэрри Мэтисон безумна, а Вилланель и Ева одержимы друг другом? Что мешает Малдеру жениться на Скалли? Что заставляет Доктора вечно скитаться между мирами? Кто такая Эвр Холмс, и при чем тут Мэри Шелли, Вольтер и блаженный Августин? В этой книге мы исследуем, как устроены современные шерлокианские теленарративы и порожденная ими фанатская культура, а также прибегаем к помощи психоанализа и «укладываем на кушетку» не только Шерлока, но и влюбленных в него зрителей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Когда мы говорим о кино, мы прежде всего обращаем внимание на художественную его наполненность, на мастерство актеров, на режиссерские решения, сценарные изыски и качество операторской работы. Выдающиеся картины (актеры, режиссеры и проч.) получают премии, утверждающие и подтверждающие их художественную ценность, и в этом ключе потребитель, усредненный массовый зритель, и мыслит о кино. Однако в обществе победившего и доминирующего капитализма на второй план отходят рассуждения о продукте кинопроизводства как о товаре, а о самом кинематографе – как об индустрии товарного фетишизма, в которой значение имеют совершенно иные показатели и характеристики, которые определяет и направляет вполне видимая рука капитализма…