Преследование - [34]

— …Так вот, — произносит коллега, бросив брезгливый взгляд на тяжелые черные капли, застывшие на прозрачном пластике кабины, — основателями и фактическими владельцами «Новых самаритян» являются уже знакомые тебе фирмы: «Глобус», «Фламинго», «Зодиак».

— Чудовищно! — вырывается у меня. — Дети нужны им для того…

— Чтобы делать из них солдат, — заканчивает фразу собеседник. — Ты верно понял. У «Новых самаритян» железная дисциплина и муштра. Никто толком не знает, какие идеи они вколачивают в головы своим воспитанникам, но догадаться нетрудно. Родители, свидание с которыми разрешено раз в полгода, могут видеться с ними лишь в присутствии наставников, военная выправка которых красноречивее любых характеристик. Дети имеют право отвечать лишь на общие вопросы. Они и отвечают— стандартными, заученными, как молитвы, фразами.

— И мы будем мириться с тем, что эти чертовы добротворцы уродуют детей?

— Мы узнали об этом недавно. Не горячись. Все не так просто. Еще ни один из воспитанников «Новых самаритян» не жаловался на плохое обращение или неудовлетворительные условия. Не забывай, это — Территория. Сообщество не в состоянии прокормить, одеть, дать занятие такой прорве нищих. А «Самаритяне» — кормят, одевают, гарантируют работу.

— Работу?

— Да, как правило на предприятиях все тех же фирм.

«Самаритяне» готовят людей особого склада: отлично подготовленных физически, умеющих без лишних слов повиноваться любому приказу. И, что немаловажно, хорошо сознающих, кому они обязаны жизненными благами. Планетарные законы запрещают иметь армию на Территории. Но это армия — тайная, многочисленная и опасная, если ее вооружить. Для тебя, наверное, будет нелишним узнать: благотворительная суперорганизация «Новые самаритяне» основана в год, когда Изгоя вернули на Территорию. Возможно, это простое совпадение, но я лично в такие совпадения не верю.

— Я тоже. На что он рассчитывает? Что за время его заточения мир сделался добрее и беспечнее? Настолько беспечнее, что позволит эксперименты с историей.

— Не исключено. Полагаю, Изгой не проходил курса общественных наук, — с иронией замечает собеседник. — А если и проходил, то не по принятой у нас программе. Таким, как он, наплевать на историю и объективные законы развития. Они признают лишь те законы, которые их устраивают, а если таковых не имеется, то устанавливают свои собственные. Старик желает по-своему перекроить мир, эта идея намертво въелась в его мозг, Изгой не откажется от нее, покуда жив. А ведь он не первый, — задумчиво произносит сотрудник СБЦ, — и до Изгоя не один расшибал в кровь лоб о несбыточность своих безумных порывов. Странная штука, — усмехается он, — мы давно научились побеждать все недуги, которые могут угрожать жизни. А между тем какой-то загадочный вирус кочует из века в век, заражая людей страшнейшей из болезней — жаждой властвовать над себе подобными, и ничего с ним не поделать. И каждый новый кандидат в диктаторы находит этой дикой жажде свое оправдание.

Я с интересом гляжу на собеседника. Впервые за время разговора он позволил себе несколько отвлеченные рассуждения. Любопытно было бы неспешно, на досуге продолжить беседу с этим человеком, наверняка обладающим живым, острым умом. Увы, неспешная беседа на досуге — немыслимая роскошь, которую мы позволим себе не скоро. Как и не скоро появится возможность вглядеться попристальней друг в друга, чтобы понять и оценить по-настоящему то, что скрыто под уставным стандартом профессионального лика, непроницаемым панцирем наших инкогнито.

— К сожалению, они находят не только оправдания, — говорю я. — Но и одаренных помощников.

— Ты о Сторне?

— Да.

— Какой ученый мог бы из него выйти!.. Сторн — классический образец того, во что способна превращать людей Территория, — с сожалением произносит коллега. — Юридический отдел СБЦ передал все данные о нем в Планетарный Совет. Думаю, однако, что суд над Сторном не состоится.

— Почему?

— Иногда жизнь сама расставляет все точки над «и», — отвечает собеседник. — Сторну придется расплачиваться за свой страшный эксперимент с Кирпатриком и Лэкманом ценой гораздо более высокой, нежели он предполагает. Дело в том, что профессор Лэкман страдал неизлечимой болезнью мозга, незадолго до роковых событий его даже посещали галлюцинации. Какая месть судьбы: похищая чужой мозг, Сторн тем самым подписывал себе смертный приговор.

— Не месть, скорее, справедливость, — говорю я.

— Пусть так, — соглашается коллега. — Сторн — фигура достаточно однозначная. А вот что касается Глауха… Твой визит к нему…

— Был ошибкой, — завершаю я. — Не следовало туда соваться без предварительной подготовки.

— Твой визит к нему, — терпеливо продолжает собеседник, — помог определить существенную деталь: Глаух и Сторн — не из одной команды. Но что задумал Глаух? Этот человек отлично знает, чего хочет и умело конспирирует свои действия. Настолько умело, что эксперты не дают определенного ответа, кто он: друг или враг. Будем надеяться, этот ответ последует не слишком поздно.

…Крики болельщиков возвещают о начале второго тайма. Теперь на арене всего с десяток участников. Они ждут сигнала, стараясь не глядеть друг на друга. Сейчас снаряды снова взмоют ввысь и на поле обозначатся три светящихся пятна: чем меньше игроков, тем меньше безопасных секторов.