Прерванный полет - [13]

— Приехал новый следователь?

— Позавчера. Сегодня в Москву отправился.

— Как он тебе?

— Ну и хитер ты, Михаил Соломонович! Да и что я могу сказать, ведь всего два дня прошло.

— Я ведь не зря интересуюсь. Человек он у нас новый, и тебе, Геннадий, с ним работать.

— Знаю, что плохого мне не пришлешь. Молод еще, но хватка есть. Я ведь по его делу звоню. Корначев решил Жигулеву выкапывать. Требуется ваше согласие и областной судмедэкспертизы.

— А не рановато ли? Я, признаться, тоже подумывал об этом, но полагал дождаться, когда жара спадет.

— Понимаешь, я ему обещал. Он сейчас в Москве с Тропниковым состыковался, тот его быстро введет в курс дела. А как приедет, сразу об этом спросит.

— Как Лихачева восприняла эту новость?

— С ней пока разговора не было. Сразу после тебя еду в больницу.

— Что ж… Рано или поздно, зачем откладывать? Все к этому шло. Значит так, Геннадий Константинович, ты утрясай все у себя, а я переговорю с Коваленко и экспертами. К концу дня перезвони.

После разговора с Бердичевским Белозеров отправился в больницу. Теперь предстоял разговор с главврачом и Лихачевой. К кому из них идти раньше? Судмедэксперт была ему душевно ближе, с нее прокурор и решил начать.

— Давненько вы у нас не были, Геннадий Константинович, — заметила Лихачева. — Все своих подчиненных посылаете.

— Дела, — оправдывался Белозеров. — А у вас, Екатерина Даниловна, хорошо, даже не жарко. — После прожаренного солнцем кабинета ему было приятно оказаться в чуть темноватой прохладной комнате со стенами зеленоватого спокойного цвета.

— Спасибо, не без вашей помощи, Геннадий Константинович, — Лихачева потрогала стену узкой ладонью. — Если бы не вмешательство прокурора, когда бы еще нам ремонт сделали. Давайте я вас за это холодным чаем угощу. — Она подошла к холодильнику, достала запотевший графин: — По-старинному рецепту чай. Крепко заварен, с мятой, имбирем, лимоном и почти без сахара.

— Однако! — Белозеров прищелкнул языком и с наслаждением, медленными глотками выпил стакан.

— Лучшее средство от жажды. Мне в такую жару на день двух-трех стаканов хватает.

— Надо будет, Катя, этот рецепт Татьяне предложить.

— Грех жаловаться, — Лихачева тоже сделала глоток, — у вас свой колодец не хуже. — Потом без паузы неожиданно спросила: — Так, когда эксгумация?

— А вы не против, Екатерина Даниловна?

— Что я… Ведь вы с новым следователем все без меня решили.

— Допустим, мы так решили. Но меня интересует и мнение эксперта.

— Думаю, правильно решили. Ведь пулю все-таки, несмотря на то, что ранение слепое, я так и не обнаружила. Значит, без рентгена не обойтись.

— Вот об этом я и хотел поговорить с главврачом. Рентген, или, как это звучит на языке медиков, рентгеноскопию, надо сделать обязательно.

— Если по-медицински точно, то это называется рентгенография. Давайте я вам запишу. «Скопия» — это осмотр под рентгеном, а «Графия» — снимок. Нам ведь нужны снимки, не так ли?

— Конечно, снимки, чтобы рассмотреть, что к чему. Что ж, пойдем к главному?

— Нет уж, тут вы сами, товарищ прокурор. А я приготовлю еще чаю и буду ждать решения свыше.

— Боитесь?

— Не то, чтобы очень. Если откровенно, вы сами по себе, а мне с ним отношения портить не резон.

— Ну, как знаете. Возможно, вы правы… Где шпаргалка, чтобы не забыть? Так, значит нам нужна рентгенография…

Лихачева смотрела вслед Белозерову до тех пор, пока его коренастая, слегка раскачивающаяся из стороны в сторону фигура не скрылась за полукруглым фасадом хирургического корпуса. Она слышала, что прокурор служил на флоте, и подумала, что главврачу придется нелегко.

Вернулся Белозеров через час. Лихачева поставила перед ним стакан с холодным чаем, молча ждала, пока он напьется.

— А ведь ты мне не все сказала, Катя, — укоризненно произнес Белозеров, как-то по-доброму взглянув на нее. — Хотя в отцы я тебе, пожалуй, не гожусь, однако посоветовать и даже помочь сумел бы бесспорно. Зачем ты скрыла от нас, что упрашивала главного и рентгенологов сделать снимки тела Жигулевой?

— Ну, узнали бы вы… — Лихачева пожала плечами и разгладила складку на халате. — У меня и без вас порой бывают сложные отношения с клиницистами. Кое-кто из них видит в судмедэксперте нечто вроде контролера-ревизора или прокурора. Правда, с большинством из них у меня все же контакт хороший, кое с кем даже дружу. И все-таки. Вы роман Артура Хейли «Окончательный диагноз» читали?

— Не довелось, хотя слышал.

— Могу дать почитать. Там как раз о взаимоотношениях врачей и людей, исследующих трупы… Правдиво написано!

— Что ж, занесите при случае в прокуратуру. Прочту с удовольствием. Так вот, мне удалось уговорить главного. Со скрипом, но удалось.

— Наверное, было нелегко?

— А у вас легкая работа, Екатерина Даниловна? Молчите? Вот и у нас бывают сложности. Слово-то «прокурор» как с латыни переводится? Правильно — заботливый, рачительный. Я просто напомнил вашему Рябчинскому, что заботы у нас должны быть общие.

Пока Белозеров ходил к главному, Лихачева прикидывала, кому из экспертов будет поручена эксгумация трупа. В других областях обычно наиболее сложные дела, тем более эксгумации, поручают начальникам бюро. Тут случай сложный, требующий специальных познаний не только в медицине, но и криминалистике. Будь она на месте областного прокурора, то доверила бы эксгумацию лишь заведующему физико-техническим отделением Шевченко. Не исключено, что придется определять возраст неизвестной, кости изымать…