Прерванное молчание - [13]

— Нет, — перебил он.

В общем, как человек и как мужчина, я отлично понимал Эрика. Я бы тоже не стал рассказывать дюжине незнакомых людей о таких подробностях. Но как судебный психиатр я знал, что только так можно переманить присяжных на свою сторону, а в наших судах именно это было главным. По большому счету, не имело никакого значения, ни само преступление, ни доказательства, ни справки и диагнозы. Главное — заставить присяжных встать на твою сторону, главное — заставить их сопереживать, испытывать жалость или ненависть.

— Хорошо, послушай, — вступил в разговор я. — Тогда можно поступить следующим образом: Дороти будет говорить, а от тебя потребуется лишь подтверждение ее слов. Пойдет?

Он кивнул, но при этом я видел, как неприятна была ему вся эта затея. Он смотрел на меня как на предателя, разболтавшего все государственные тайны его маленького королевства.

— Я только не понимаю, Миллер, к чему это все? — Спросил он. — Это же не отменяет того, что я убил своего отца…

— Знаешь, я думаю, учитывая обстоятельства, которые непосредственно предшествовали моменту убийства, это поможет нам свести все к состоянию аффекта…

— Миллер! — Он опять не дал мне договорить. — Я украл ключ от ящика с патронами за день до этого! Какой аффект!

Черт, эта деталь совершенно вылетела у меня из головы!

— Послушай, — вступила Дороти. — Мы свяжем это с обстоятельствами того вечера и глубокой психологической травмой, — она замолчала на секунду, как будто готовясь к очень важному заявлению. — В тот вечер он избил тебя или… — она слишком затянула паузу, подбирая нужное слово, хотя, оно было вполне очевидным.

— Или, — быстро утвердительно ответил Эрик. — Но кому какое дело!

— Вот видишь, — Дороти, кажется, немного воодушевилась, но я не понимал, почему. — После такого ты просто не мог отдавать себе отчет в своих действиях.

— Нигде это не записано, а значит, мисс Честертон, ничего не было, — отрезал Эрик.

— Но ведь должны были остаться следы…

— Никому это было не нужно, никто ничего не проверял! Никаких следов!

— Не надо отчаиваться, — продолжала Дороти. — Я верю, что мы сможем убедить присяжных.

— Все бесполезно, и вы это знаете, — Эрик встал и направился к двери. — Я устал, простите, не могу больше разговаривать.

С этими словами он постучал в дверь. На стук прибыли два санитара, которые отвели его в палату.

Оставшееся время мы редко бывали у Эрика и все больше находились в разъездах. Мы навестили даже патологоанатома, который делал осмотр тела отца Стоуна и заключение о смерти, в надежде отыскать хоть какую-нибудь зацепку. Но все было тщетно — ничего такого, что нам ни было бы уже известно, мы не находили.

Мы пытались убедить Эрика, что у него все еще были шансы попасть в клинику и избежать тюрьмы. И хотя он не особенно верил в наши уговоры, теперь я понимаю, что все это только усугубляло ситуацию. К тому же, обвинителем выступал Уолтер Ригби, а это не добавляло нам шансов. О том, что у него нет ни души, ни сердца, знали все на Восточном побережье и кое-кто на Западном. Мы пытались встретиться с Уолтером и попробовать смягчить его, но он лишь сухо дал понять, что намерен упечь нашего парня по полной программе, и чтобы мы даже не надеялись на «всякие фокусы».

На суде все наши попытки склонить присяжных на свою сторону рухнули прежде, чем Дороти начала говорить. Во-первых, в жюри, в основном, были мужчины с непробиваемыми лицами, а во-вторых, Ригби в самых ярких красках нарисовал картину жестокого спланированного убийства. Всё закончилось тем, что во время допроса обвиняемого он вообще поставил под сомнение правдивость всей этой истории с изнасилованиями.

— Так вы утверждаете, что отец совершил над вами действие сексуального характера против вашей воли, мистер Стоун? — Без каких-либо эмоций уточнил Ригби во время перекрестного допроса.

— Да, — кивнул Эрик, не понимая, к чему клонит обвинитель.

Но я отлично понимал, к чему он клонил, и было наивно предполагать обратное. Да, с его точки зрения, все именно так и обстояло: если ребенку с малых лет давать понять, что то или иное действие (в нашем случае — сексуальная связь отца и детей) является нормальным, то ребенок и будет расти с четкой позицией по этому поводу. Проще говоря, если вам все детство внушали, что шляпу следует называть, к примеру, «миксером», выйдя во взрослую жизнь, вы никогда не задумаетесь, что перед вами именно миксер, когда увидите даму в шляпе. Возможно, это сравнение покажется вам глупым, но именно так все и обстоит на самом деле.

— А откуда, позвольте узнать, — продолжал задавать вопросы обвинитель, — вам было известно, что эти действия являются негативными, мистер Стоун? Вам ведь было тогда двенадцать?

Эрик смотрел на него широко открытыми от растерянности глазами, не понимая, думаю, даже сути вопроса.

— У вас были сексуальные контакты до того момента, мистер Стоун? — Ответа не последовало. — Хорошо, я спрошу по-другому. Вы уже занимались сексом до того, как ваш отец, по словам вашего адвоката, «заставил вас вступить в интимную связь с вашей сестрой»?

Эрик замотал головой, но это, конечно, не устроило Ригби.