Препятствие для Богини - [53]

— О, моя дорогая, — прошептал он, но этот трогательный момент прошел так же внезапно, как и появился. Его лицо ожесточилось, и он обнял ее так, словно держал в руках лишь груду тряпок. — Генри, мы можем куда-нибудь отнести ее?

Тот жестом показал Уолтеру следовать за ним. Я хотела было пойти вместе с ними, но мама вцепилась в меня, а я не хотела покидать ее.

— Ты в порядке? — спросила она, и чуть отстранилась, чтобы осмотреть меня с ног до головы.

— Да, все хорошо, — ответила я, хотя это было ложью. У меня все болело, а кровь чуть ли не кипела, но я не осмелилась жаловаться, когда остальные, должно быть, чувствовали себя так же. — А ты? Они не ранили тебя?

Мама покачала головой. — Я тоже в порядке. То, что ты нашла нас, было очень смелым поступком.

Я отвела взгляд и посмотрела на пятно крови на ковре, где минутой раньше лежала Каллиопа. — Я поступила глупо. Мне жаль. Я никогда не хотела, чтобы так вышло, но просто не могла… не могла оставаться в стороне.

— Я не сомневаюсь в этом, милая. — Она нежно вытерла мое грязное лицо рукавом свитера и прижалась губами к щеке. — Ты не была бы собой, если бы не попыталась помочь.

Уголком глаза я заметила, как к нам подошла Персефона, и мама тут же выпрямилась. Я решила не выпускать ее руку, и, к моему облегчению, она и сама не отпустила мою.

— Кейт очень храбрая, — сказала Персефона без намека на обиду. Моя враждебность к ней начала таять, и я открыла рот, чтобы тоже сказать ей что-то приятное, когда Персефона добавила: — Немного глупая, недальновидная, и абсолютно наивная, но храбрая.

Противная кислинка в наших с ней взаимоотношениях тут же вернулась. Как бы я ни хотела ее ненавидеть, я не могла этого делать, когда эта девушка рискнула всем, что у нее было, ради того, чтобы помочь. Неужели она и вправду знала о том, что Каллиопа и Кронос не могли причинить ей вред? Однако теперь, когда все было кончено, я нашла ответ на свой вопрос: нет, она не знала, как и не знала Каллиопа. Она сильно испугалась, когда услышала, что Кронос гнался за нами, поэтому ответ был очевиден. И все же, она помогла нам.

— Мы бы ни за что не нашли пещеру без тебя, — неохотно сказала я, и моя мама — наша мама — взяла сестру за руку.

— Я так рада, что вы поладили, — сказала она. — Я никогда не хотела, чтобы вы встретились при подобных обстоятельствах, и мне жаль, что меня не оказалось рядом.

В тот момент мне было неважно, что мама не рассказала Персефоне о моем существовании. Хоть я и не могла игнорировать вечно ноющее чувство, напоминающее мне о том, что я замена Персефоне — предмет второго места и не более, чем запасной вариант, — сейчас я заставила себя забыть об этом, и улыбнулась. После испытаний, через которые прошла мама, я не могла отказать ей в этой радости.

— Персефона.

Голос Генри был едва ли громче шепота, но я услышала его даже в шуме и суматохе вестибюля. Он стоял посреди коридора — руки все в крови, а одежда порвана, — и как тогда, в пещере, смотрел мимо меня на Персефону. Он смотрел так, будто ничего из произошедшего за последние несколько недель и не случилось. Будто минувшая тысяча лет стерлась в пыль.

— Привет, Аид, — ответила сестра. — Давно не виделись.

Генри проскользнул сквозь толпу и подошел к нам. Даже положив руку мне на спину, он смотрел на Персефону. — С тобой все в порядке? — спросил он, и та закатила глаза.

— Ну конечно. Я не могу умереть дважды.

Генри замялся, и мама крепче сжала мою руку. Она знала, что он собирался сделать, и пыталась предупредить меня. Генри нежно поцеловал Персефону в щеку, и когда та ответила на его поцелуй, мне стало плохо.

— Пойдем, — сказала мне мама. Ни Генри, ни Персефона даже не удостоили нас взглядом, когда мы с мамой направились к коридору. Она обняла меня за плечи. — Прошло очень много времени с тех пор, как они видели друг друга.

— Я знаю, — прошептала я, но боль ничуть не уменьшилась. Переставлять ноги было пыткой, но я продолжала идти вперед, желая оказаться от них как можно дальше. Добравшись до спальни, я замялась, но мама все равно открыла дверь.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она, ведя меня к кровати. Мне хотелось возразить, но мама выглядела такой же хрупкой, как и когда боролась с раком. По телу разлился сильнейший страх потерять ее, и избавиться от него уже было невозможно.

— Тебе тоже, — ответила я и, усевшись на край кровати, ждала, пока мама разместится рядом. — Садись.

Мама послушалась, и мы устроились вдвоем как делали уже сотни раз прежде: когда в детстве мне было страшно или одиноко, или когда маме становилось хуже и я боялась оставить ее наедине на всю ночь. Я боялась, что она закроет глаза и больше никогда их не откроет. Поначалу мне было сложно подавить этот страх после того как я узнала, что она бессмертна и не исчезнет, пока не потеряет смысл существования, или пока Кронос не убьет ее. Я твердо решила, что буду бороться с ним до последнего и не позволю ему навредить людям, которых люблю.

Мы лежали, а время, казалось, остановилось. Пока мама гладила мне спину, я считала каждый ее вздох. На мгновение мне удалось забыть, что мы находились в Подземном мире, и я представила, что мы оказались в Нью-Йорке: обычные мама и дочка, такие же, как и все. К этому времени я бы уже поступила в Нью-Йоркский, или даже Колумбийский университет. Возможно, если бы мама не заболела, я бы встретила кого-нибудь, а Генри не разбил бы мне сердце, и мне не пришлось бы узнать каково это — жить в тени собственной сестры.