Преподобный Амвросий - [95]

Но еще больше надо поучиться у старца его всеобъемлющей пастырской любви, той любви, которая, по апостолу, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине».

Сказав еще несколько утешительных слов шамординским сестрам по поводу того, что у них не будет могилы столь любимого ими старца, и посоветовав им «бережно хранить в целости и чистоте духовный образ почившего, что будет и ему приятно, и им полезно», проповедник закончил свое слово, произведшее на всех слушателей сильное впечатление.

По окончании литургии преосвященный Виталий и с ним 28 священнослужителей, все в белых облачениях, выступили на средину храма для отпевания… Величественно и трогательно было это священное зрелище. Благоговейное служение архипастыря, стройное пение обоих хоров, трогательные песнопения погребального монашеского чина, множество молящихся с горящими в руках свечами, и, наконец, среди блестящей обстановки, бедный гроб с лежащим в нем, повитым схимою, дорогим для всех присутствующих покойником, ― все это производило на всех потрясающее впечатление. Многие плакали навзрыд. Пред пением «Со святыми упокой» студент Московской духовной академии иеромонах Трифон[69], лично знавший почившего и бывший его послушником и учеником и вместе с иеромонахом Григорием нарочито прибывший к погребению старца, произнес краткую, но глубоко прочувствованную речь. Отметив удивительное, поистине чудесное обстоятельство, как постоянно умирающий старец непрерывно воскрешал омертвелый дух своих ближних, и указав некоторые случаи своих личных отношений к усопшему, проповедник живо и задушевно обрисовал основную черту настроения старца ― его христианскую ко всем любовь.

Это ― «не та пристрастная, языческая любовь, любящая только любящего ее и делающая добро только тем, которые почему-нибудь полезны или приятны для нее. Но та любовь, которая во всех людях видит прежде всего образ и подобие Божие, ― и любит его, и плачет об его искажениях, если замечает их. И не гордым словом упрека встречает слабости и немощи человеческие, но все их несет на себе. Та любовь, которая душу свою кладет за ближних своих, выше которой, как засвидетельствовано словом Божиим, ничего не может быть. Та любовь, которая заставила одного святого в молитвах с дерзновением воззвать к Богу: „Господи, если я приобрел благодать пред Тобою, если я достиг Царства Небесного, то вели и братьям моим войти со мною; а без них и я не пойду туда…“ Вот этою-то любовью было проникнуто все существо батюшки»…

Как на одну из особенностей нравственного облика старца Амвросия, о. Трифон указал на его любовь к детям. «Пусть близко стоявшие к делу расскажут, в каком иногда ужасном виде поступали дети в основанный им детский женский приют. Всех принимали и всем давали истинно-христианское воспитание, и некоторые из них соделались уже невестами Христовыми.

Надо было видеть нашего батюшку посреди детей, окружавших его, обнимающих и ласкающих, ― как был он тут особенно трогателен, как часто видели мы тут его слезы душевного умиления»… Свою речь о. Трифон заключил поклонением гробу старца.

Настал, наконец, час обычного прощания с покойным. Раздались печальные, стройные звуки дивно высокой священной песни «Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему»… Снова вопли и рыдания огласили храм.

Первым подошел ко гробу преосвященный. Он взял лежавшую на аналое пред гробом Казанскую икону Божией Матери и с глубоким молитвенным чувством трижды благословил ею усопшего, низко поклонился ему, облобызав его главу и руки и еще троекратно благословил его своим святительским благословением. За владыкой стали прощаться духовенство, настоятельница, сестры и народ.

Долго длилось это искреннее, слезное последнее целование. Наконец, уже около трех часов пополудни, преосвященный сделал отпуст. Провозглашена была старцу вечная память. На тело почившего о Господе возлит был владыкою крестообразно елей с вином, освященный во время соборования, и посыпана была, по чину Св. Церкви, земля. Затем тотчас же наглухо прибита была гробовая крышка. В три часа все окончилось. Священнослужащие во главе с владыкою и прочие гости отправились в покои настоятельницы, а гроб остался на прежнем месте, и опять начались непрерывные панихиды…

Всю ночь с воскресенья на понедельник Шамординский храм был полон народа. Около гроба почившего старца, как и прежде, горело множество свечей. То и дело клубился фимиам, пелись панихиды, а в стороне продолжалось чтение Псалтири. Почитатели старца безостановочно прикладывались ко гробу.

14-го, в понедельник, заупокойную литургию совер­шил скитоначальник иеромонах Анатолий соборне. По окончании литургии и панихиды, в 11-м часу дня, гроб был поднят руками сестер, поставлен на носилки и, в преднесении св. икон и хоругвей, сначала обнесен был вокруг церкви, а затем через монастырь, мимо настоятельского корпуса и заложенного старцем каменного собора, направился [процессия направилась] в Оптину пустынь.