Преподобные старцы Оптиной Пустыни - [50]

Для него не существовало тайн: он видел все. Незнакомый человек мог прийти к нему и молчать, а он знал его жизнь и его обстоятельства, и зачем он сюда пришел. Преп. Амвросий расспрашивал своих посетителей, но внимательному человеку по тому, как и какие вопросы он ставит, было ясно, что ему все известно. Но иногда, по живости природы, это знание обнаруживалось, что всегда приводило старца в смущение. Однажды к нему подошел молодой человек из мещан с рукой на перевязи и стал жаловаться, что никак не может ее вылечить. У старца был еще один монах и несколько мирян. Не успел тот договорить: «...болит, шибко болит...», — как старец его перебил: «И будет болеть, зачем мать обидел?». Но сразу смутился и продолжал: «Ты ведешь-то себя хорошо ли? Хороший ли ты сын?»

Старца Амвросия нельзя себе представить без участливой улыбки, от которой становилось как-то весело, тепло и хорошо, без заботливого взора, который говорит, что вот он сейчас для вас придумывает и скажет что-нибудь очень хорошее; без того оживления во всем — в движениях, в горящих глазах — с которым он вас выслушивает и по которому вы хорошо понимаете, что в эту минуту он весь вами живет и что вы ему ближе, чем сами себе.

От живости старца выражение лица его постоянно менялось. То он с лаской глядел на вас, то смеялся с вами одушевленным молодым смехом, то радостно сочувствовал, если вы были довольны, то тихо склонял голову, если вы рассказывали что-нибудь печальное, то на минуту погружался в размышление. Когда вы хотели, чтобы он сказал, как вам поступить, то решительно принимался качать головой, когда он отсоветывал какую-нибудь вещь, то разумно и подробно глядя на вас, все ли вы понимаете, начинал объяснять, как надо устроить ваше дело.

Во все время беседы на вас зорко глядят выразительные черные глаза старца. Вы чувствуете, что эти глаза видят вас насквозь, со всем, что в вас дурного и хорошего, и вас радует, что это так, что в вас не может быть для него тайны.

Голос у него был тихий, слабый, а за последние месяцы он переходил в еле слышный шепот.

Чтоб понять, хоть сколько-нибудь, подвижничество преп. Амвросия, надо себе представить, какой труд говорить более двенадцати часов в день, когда язык от усталости отказывается действовать, голос переходит в шепот и слова вылетают с усилием, еле выговариваемые. Нельзя было спокойно смотреть на страшно утомленного старца, видя его голову, падающую на подушку; слыша, как язык его еле говорит, когда он при этом старался подняться, подробно рассуждать о том, с чем к нему приходили.

Созидающая деятельность у него была в крови. Он часто научал других предпринять какое-нибудь дело, и когда к нему приходили сами за благословением на подобную вещь частные люди, с горячностью принимался обсуждать и давать свои пояснения. Старец любил бодрых, сообразительных людей, соблюдающих слова «Сам не плошай», и давал благословение, а с ним и веру в удачу самым сме лым предприятиям.

Один помещик, зять оптинского монаха, часто посещавший Оптину и преп. Амвросия, однажды пришел к нему. Старец обратился со словами: «Говорят (батюшка очень любил употреблять слово «говорят» для прикрытия своей прозорливости), говорят, около тебя выгодное имение продается, купи».

Помещик удивился. «Продается, батюшка, и как бы хорошо купить, да это мечта одна: имение большое, просят чистыми деньгами — хоть дешево, а у меня денег нет».

«Денег..., — повторил тихо старец, — деньги-то будут». Потом они перешли к другим разговорам. На прощание преп. Амвросий сказал: «Слышишь — имение-то купи». Помещик отправился домой на своих лошадях. По дороге жил его дядя, богатый, но страшно жадный старик, избегаемый всей родней. Так случилось, что пристать было негде и пришлось заехать к дяде. Во время беседы дядя спрашивает: «Отчего ты не купишь имение, которое около тебя продается: хорошая покупка!» А тот отвечает: «Что спрашиваешь, дядюшка! Откуда мне столько денег взять?». — «А если деньги найдутся: хочешь взаймы дам?». Племянник принял это за шутку, но дядя не шутил. Имение было куплено, и новый владелец приехал распорядиться. Не прошло еще и недели, барину докладывают, что пришли купцы торговать лес. Лес этого имения они хотели купить не весь, а часть его. Стали говорить о цене: «Мы с тобой, барин, торговаться не будем — цену сразу поставим», — и назвали ту цену, за которую было куплено все имение.

Приходит к преподобному состоятельный орловский помещик и, между прочим, объявляет, что хочет устроить водопровод в своих обширных яблоневых садах. Старец уже весь охвачен этим водопроводом. «Люди говорят, — начинает он со своих обычных в подобных случаях слов, — люди говорят, что вот как всего лучше», — и подробно описывает водопровод. Помещик, вернувшись в деревню, начинает читать об этом предмете; оказывается, что старец описал последние изобретения по этой части. Помещик снова в Оптиной. «Ну, что водопровод?», — спрашивает преподобный. Вокруг яблоки гнили, а у этого помещика был богатый урожай яблок.

Приехала к старцу почетная женщина, о которой сочли нужным немедленно доложить ему. «У меня все равны, — сказал преподобный, — мышка и маленькая, да пойди, поймай ее».