Преподобные старцы Оптиной Пустыни - [38]

Евфимия Никифоровна была женщина достопочтенная и богобоязненная и в таком духе воспитывала своих детей.

Родион Никитич в детстве был тихого, кроткого нрава. Он редко играл со своими сверстниками, часто удаляясь от их забав и увеселений. Как-то раз попробовал он покачаться на доске, где забавлялись прочие товарищи, но вышло неудачно: доска опрокинулась, и Родион ушибся; у него навсегда остался шрам на среднем пальце правой руки. Также однажды ехавши верхом, он ушибся о седельную луку. Эти ушибы впоследствии отзывались на его слабом здоровье. Старшие за такую неловкость дразнили Родиона. Видя его сосредоточенным и не понимая направления мыслей юноши, многие из домашних обращались с ним небрежно и неприветливо; он не был избалован ласкою и вниманием, что и усугубляло его сосредоточенность. Без сомнения, не без мудрой и благой цели так промышлял о нем Господь: таким путем воспитывая и приуготовляя в нем будущего проповедника и исполнителя святого наставления.

В 1820 году Родион переехал со своим семейством в Новохоперский уезд, Воронежской губернии, где жил до двадцатилетнего возраста. Он был полезным помощником отца, привыкая постепенно к ремеслу портного. Отец не хотел было его этому учить, не желала и мать его. Она с семилетнего возраста предрекала ему монашество. Но юноша сам хотел заняться отцовским ремеслом, потому особенно, что тоже с детства чувствовал в себе стремление к монашеству и думал, что там, в монастыре, занятие это ему пригодится. В праздничные дни он вместе с семьей непременно бывал на Богослужениях в церкви. Два раза ездил на богомолье к Киевским святыням.

Соответственно с наклонностью Родиона к уединению, любимым его развлечением в Новохоперске была охота. Для лучшего изучения портняжного ремесла Родион решил поехать в Москву. Выехав из Новохоперска 2 декабря 1825 года, Родион приехал в Москву. О своем пребывании в Москве старец рассказывал следующее: «В Москве мне с самого начала не повезло. Приехав без средств, без денег, я долго нуждался в самом необходимом, искал места, а никто не принимал меня... Вообще много мне пришлось в Москве видеть скорбей, нужд и искушений». Он испробовал нескольких портных, но от напряженных усилий в работе и разных скорбей изнемог и заболел. «Нужда и грудная болезнь спасали меня от многих пороков и помогли удержаться в благочестивом направлении мыслей, но, наконец, стал я замечать, что мысли мои начали от непрестанных соблазнов понемногу ослабевать в благочестии и я, достаточно уже обучившись ремеслу, решился уехать из Москвы домой».

Пробыв в Москве три с половиной года, Родион вернулся домой и затем с семьей переехал в Саратов в 1829 году, где Пономаревы открыли свою мастерскую с артелью.

Во время пребывания Родиона в Саратове было относительно его два брачных предложения, но в судьбах Божиих было о нем предопределено иное, и оба эти предложения не состоялись: одно по особенному действию Промысла Божия, за неожиданной, после скоротечной болезни, кончиной девицы, а другое по нерасположению в этом случае самого Родиона.

Условия религиозной жизни в той местности, в которую Родион переселился, имели значительное влияние на дальнейшее направление его внутренней жизни. Город был наводнен раскольниками всяких сект, было немало и иноверцев: католики, лютеране, евреи и даже идолопоклонники. Несколько частных лиц направляли против раскола свои усилия. К этому кружку деятелей против раскола примкнул Родион Никитич. Он нашел для себя на этом поле поприще к широкой деятельности, в которой видел скорби и невзгоды. Особенно при обнаружении скопческой секты, когда он с единомышленными своими был, по недоразумению, привлечен к суду, от коего был освобожден лишь после четырехлетней тяжкой для духа подсудности. Таким образом, Промысл Божий скорбями и искушениями, терпением их, воспитывал будущего опытного наставника и старца. Миссионерская деятельность Родиона Никитича имела, по благословению Божию, благие результаты чрез возвращение в лоно матери св. Церкви многих и многих заблудившихся и погибавших душ.

Между тем, внимательное изучение Библии и святоотеческих писаний, при жизненном опыте, понемногу открывало чуткой душе Родиона Никитича, что хотя и в мирской жизни занятия его были дела благочестия и преданности делу веры Христовой, но что возможна на земле и другая жизнь, лучшая и высшая той, которою он до того времени жил. Это — жизнь монашеская, и жажда этой жизни, которая его еще с детства влекла к себе, все более и более усиливалась. Чтобы ближе присмотреться к ней и уяснить себе, который из монастырей избрать для вселения своего, Родион Никитич провел часть 1837-го и весь 1838-й год в посещении большей части монастырей. Он побывал в Сарове, монастырях Суздальских, Ростовских, Белозерских, Тихвинских, Ладожских, Олонецких, Соловецком, Московских, Воронежских, Киевских, в Почаеве, в Пустынях Софрониевой, Глинской, Площанской. И, наконец, дух его успокоился в своих исканиях, найдя в Козельской Оптиной Пустыни то, что влекло его искавшую своего усовершенствования, душу. В начале своего пребывания в скиту Родион Никитич жил рядом с кельей живущего тогда там «на покое» высокодуховного мужа, бывшего Валаамского игумена, о. Варлаама. Впоследствии старец Иларион с благодарной любовью вспоминал об игумене Варлааме и благодетельном на себя влиянии его мудрых советов и примера его строгого трезвения и подвижнической жизни, столь важных особенно для новоначальных. «Придешь, бывало, к нему, — рассказывал впоследствии Родион Никитич, — и начнешь передавать: то-то, батюшка, я слышал, то-то я видел...». А игумен в ответ: «Что же от этого пользы- то? Лучше ничего не видеть и не слышать; старайся чаще поверять свои мысли, свое сердца». Такие и подобные им замечания служили Родиону Никитичу одним из средств приучения себя к монашескому благочинию.