Премия Дарвина - [18]

Лида остановилась, постояла и двинулась в обратную сторону.

– Маме моей было проще, – продолжила она. – Мама женщина верующая, никогда не сомневалась… Меня даже покрестила. А толку? Я крестик ношу, а всё равно не верю. Да кто в наши дни верит-то? Бог, ангелы… Средневековье какое-то, да?

Лида хихикнула, а потом лицо её приобрело торжествующее выражение.

– Но теперь всё стало на свои места! – возвысила она голос, словно выступала со сцены. – Жизнь закончилась, но она продол…

– Заткнись! – заорала Кира. – Закрой рот, дура! Без тебя тошно!

Лида подавилась окончанием слова и умолкла.

Кира снова зарыдала в голос – закрыв искалеченное лицо руками. Вовчик смотрел, как вздрагивают ее плечи, и с недоумением думал о том, что все девчонки одинаковы. Из любой ерунды сделают трагедию. И Машка у него такая же – чуть что, сразу в слезы!

Вовчик с теплотой подумал о Маше, и улыбнулся. Бедная девочка, она сейчас наверняка дико напугана и с нетерпением ждет новостей о его здоровье. Надо побыстрее выбираться из этой больницы – по ощущениям, у него ничего не болит, руки-ноги целы, значит, после быстрого осмотра терапевта его отпустят на все четыре стороны. А потом, вернувшись домой, он, пожалуй, подаст в суд на производителя мягких игрушек, у которого он заказал медведя. И отсудит крупную сумму. Ему сейчас не помешает крупная сумма. Интересно, удушение токсичной ватой – это страховой случай?

Вовчик покосился на мальчишку, который тихонько хныкал, скрючившись на стуле, пододвинулся к нему поближе.

– Эй, пацан, слышь! Как тебя зовут, кстати?

– Питбуль, – пробулькал тот сквозь трагические всхлипы.

– А нормальное имя есть? – уточнил Вовчик.

Питбуль пошмыгал носом.

– Паша.

Вовчик ободряюще похлопал парня по спине.

– Пашка, ты это, давай, не расклеивайся! Ты чего, этим паникершам поверил? Это ж бабы, они вечно истерят по поводу и без, – произнес он вполголоса.

Питбуль перестал шмыгать.

– Правда думаешь, мы не умерли? – спросил он с надеждой.

– Нет, конечно! – отмахнулся Вовчик. – Пфф! Сердце у тебя бьется? Бьется. Руки теплые. Это больница. Ну, максимум, ты сейчас в коме, и я твоя галлюцинация! Гы-гы.

Лицо Питбуля тронула улыбка.

А потом где-то сзади, у всех за спиной, хлопнула дверь.

– Нет, всё правильно, вы действительно умерли! – звонко произнес незнакомый голос.

Пятерка, сидящая на стульях, синхронно обернулась – и вперила взгляды в светлую фигуру, стоящую в дверном проеме. Фигура была облачена в белый рабочий комбинезон и белые дешевые кеды. Прикрыв дверь, фигура откашлялась и направилась в их сторону.

Симпатичный худощавый брюнет лет двадцати семи, со стопкой пластиковых папок подмышкой, подошел и сел на невесть откуда взявшийся шестой стул. Все остальные сидели полукругом, лицом к нему – так что со стороны казалось, будто небольшая компания пациентов собралась на групповую психотерапию.

– Добро пожаловать в «Сортировочную»! – радушно сообщил парень.

Вовчик, Саныч, Лида, Кира и Питбуль молча вглядывались в его улыбающееся лицо. Тронутая загаром кожа – словно парень только что вернулся с курорта. Несколько веснушек на скулах. Серые глаза. В мочке левого уха виднелась дырочка для серьги. Самой серьги не было. Потерялась на курорте, когда парень нырял с пирса.

– А вы… кто? – наконец подал голос Вовчик.

– Я ваш куратор, – сообщил парень. – Кстати, – спохватился он и принялся раздавать присутствующим разноцветные папки. – Тут ваши досье. Биография, основные жизненные моменты. Для себя, кое-что вспомнить.

Все растерянно начали разбирать свои досье, зашуршали бумагой. Саныч открыл папку бледно-фиолетового цвета, прочитал на титульной странице: «Константин Александрович Литвинцев, 1975-2021 гг.», подцепил пальцем тонкую стопку листов, испещренных мелким шрифтом. Захлопнул папку и криво усмехнулся:

– В общем, никакой сансары, а всё-таки Страшный суд.

– Не такой уж он и страшный! – подмигнул ему куратор.

Сразу за дверью, которую с легкостью распахнул брюнет в белом, тянулось еще одно бесконечно пространство – но оттенок несуществующих стен и потолка был уже не белым, а серым. Дымчатым. Туманным. Такого цвета бывает низкое осеннее небо в конце сентября. Ангел – а в том, что за ними пришел Ангел, Лида не сомневалась – кивком пригласил всех следовать за ним и вышел в эту серую бесконечную даль.

Лида увязалась за ним первой – трагическая плаксивость сменилась внезапным любопытством, и теперь Лида, вертя головой, пыталась понять, как тут все устроено. Остальные шли следом, невольно выстроившись в колонну, как дети, идущие за воспитателем. Замыкал колонну хмурый Вовчик – который все еще был уверен, что они в больнице, явившийся за ними куратор – местный врач, а рассказы про какую-то «Сортировочную» – просто дурацкий медицинский юмор, для пациентов, под завязку накачанных обезболивающим.

Ровная поверхность закончилась и началась крутая мраморная лестница. Ангел легко шагал вверх, Лида поспевала за ним, слушая, как позади нее недовольно сопит пацан со свернутой шеей, и вдруг увидела, что на лестнице – у которой не было перил – с одной стороны плотным строем стоят люди. По одному человеку на ступеньке. Как на эскалаторе метро, в час пик. И у каждого в руках или подмышкой были такие же дешевые пластиковые папки, как те, что им вручил Ангел. Старики, старухи, совсем маленькие дети, женщины, мужчины, подростки…