Преломление. Наука видеть иначе - [68]
Едва ли не самая первостепенная задача, которую мозг человека, а также остальных видов, научился решать в процессе эволюции, — это преодоление неопределенности и эффективное прогнозирование с использованием кажущихся бесполезными данных…
Именно поэтому наш мозг научился избегать существования в неопределенных условиях. В целом все живые организмы ненавидят неопределенность, поэтому боязнь темноты свойственна не только человеку, но и всем видам обезьян: во мраке они чувствуют себя наиболее уязвимыми. И мы стараемся избегать не только темноты в буквальном смысле слова. Нам также неприятно чувство страха, которое мы испытываем, сталкиваясь с неопределенностью как буквальной, так и метафорической тьмы. В отличие от нас, крысы боятся именно света (притом что это качество развилось у них благодаря тому же самому принципу восприятия). Поскольку крысы — ночные животные, они чувствуют себя увереннее и испытывают меньший страх в той обстановке, где их не видно, то есть в темноте. Для них свет несет больше неопределенности, чем его отсутствие. Это же просто невероятно! То есть все живые системы (по отдельности или коллективно) в процессе эволюции выучили, что такое конкретно для них «темнота», равно как и научились мощно и активно сопротивляться определенному виду неопределенности. И аналогично, каждая живая система приспособилась к физиологическим реакциям на ситуации, где неопределенность неизбежна. Эти реакции примитивны и физиологичны и заостряют наше внимание на том, что тело и мозг — одно целое, когда речь заходит о нашем восприятии и их способности в противном случае ограничивать природную изобретательность.
Есть две основные реакции мозга, которые он демонстрирует, испытывая страх неопределенности. Одна из них — гнев. Приходилось видеть разъяренного путешественника, орущего на несчастного сотрудника аэропорта у выхода на посадку? Часто люди так поступают из-за того, что сталкиваются с неопределенностью, которую любой из нас испытывал в вояжах. А в такой ситуации человек не проявляет творческого мышления или сочувствия, потому что мозг входит в состояние, которое не дает это сделать. В некотором роде воздействие гнева на восприятие излечивает от страха, проявляющегося от неуверенности. Ярость часто заставляет нас чувствовать себя полностью оправданными за собственное восприятие того, что истинно, а это очень мощное заблуждение уверенности. Процесс подкрепляется сильными физиологическими изменениями, происходящими параллельно с гневом. Мышцы напрягаются, мозг выбрасывает катехоламины — нейромедиаторы, повышающие ощущение силы; все это провоцирует движимое яростью желание немедленно что-то сделать для собственной защиты. Усиливается сердцебиение, повышается артериальное давление и учащается дыхание. Внимание приковано к предмету, вызвавшему гнев, его практически невозможно переключить на что-то еще. Разозленный человек часто продолжает «пережевывать» эту ситуацию даже спустя довольно долгое время после исчезновения раздражителя. Он будет снова и снова представлять предмет раздражения и последующую реакцию на него, продолжая усиливать причинно-следственные нейронные связи (вспомните, я уже говорил, как сильно образный ряд воздействует на активность мозга).
Затем в мозге происходит выброс дополнительных нейромедиаторов и гормонов (среди них — адреналин и норадреналин), которые запускают длительное состояние воинственного возбуждения. И что интересно и одновременно парадоксально: чем больше развиты у человека творческие и интеллектуальные способности, тем труднее уговорить его не злиться. Причина в том, что у таких людей гораздо лучше получается находить на первый взгляд значимые соединения там, где на самом деле нет никакой причинно-следственной связи. Равно как и защищать себя от неопределенности неведения, придумывая внутренне не противоречащие друг другу аргументы для поддержки собственной ошибочной точки зрения. Такой «естественный» ответ имеет невероятные преимущества в определенной ситуации выбора между жизнью и смертью, но действительно ли он лучший в любой ситуации?
Основное стремление мозга к определенности, заложенное эволюцией, позволяет по-новому посмотреть на работу по изучению силы влияния преднастройки, которую мы проводили в Лоттолабе и обсуждали ранее. В том эксперименте мы дали участникам влияющую на восприятие преднастройку, которая склоняла их к высокой или низкой ответственности за ситуацию (была еще одна контрольная группа с нейтральной преднастройкой). Например, группа, где люди вспоминали ситуации, в которых они не контролировали события, видели цветовые иллюзии сильнее, чем группа, где участники получили преднастройку на управление. Первые были более «случайными», подверженными влиянию момента, отчасти наивными. Но эта наивность как раз и была попыткой
